Как привыкнуть к Рождеству?

И вновь Зинаида Антоновна выслушивала укоры. Уже от Павла – за недальновидность, за то, что так глупо лишила и его, и себя многих радостей жизни. Зинаида Антоновна молча кивала – уж она-то знала, что можно было позволить себе на пятнадцать тысяч! И с ужасом думала, что, выйдя на пенсию, не только не сможет поддерживать Павла, но и окажется для него непосильной обузой…

Чтобы как-то отвлечься от невеселых размышлений, Зинаида Антоновна, мотнув головой, обняла сестру, слегка качнула.

– Ленка, ты же всех своих подруг растеряла. Я слышала, даже с Ниной встречаться перестала.

– Нинка давным-давно не работает на мясокомбинате, – вздохнула Елена Антоновна. – Нужна мне она теперь.

Зинаида Антоновна укоризненно покачала головой.

– Но с Региной тебе надо помириться. Уважай свою дочь. Елена Антоновна возмутилась.

– Ты ж сама слыхала, что она про меня плела!

– Неправду?

На секунду Елена Антоновна стыдливо опустила глаза, потом воскликнула:

– Какая разница? Разве тебе не обидно, когда Пашка выпендривается? Как они смеют?!

– Мы ведь в самом деле были для них старшим братом – приняли в огромную семью народов, столько всего понастроили… – Юрий Антонович осекся, хмуро глянул на скривившегося племянника. – Скажешь, я не прав?

– Чего вы тут понастроили? Панельные бараки, в которых живут теперь только те, кому некуда деваться…

– Большинство! – уточнила Илга Дайнисовна.

– Правильно, – охотно согласился Павел. – Потому что большинство до сих пор нищие.

Илга Дайнисовна горько усмехнулась.

– Разбогатеешь тут, когда почти все заводы обанкротили!

– Ну, заводчане в богатеях никогда не бывали, – напомнил ей племянник. – И заводы не обанкротили. Сами развалились, потому что построены были по указке того самого «старшего брата» и выпускали продукцию, на фиг никому не нужную.

– Пока был Союз, ее даже не хватало! – не сдавалась тетка.

– Правильно! Потому что нормальные товары мы видели только в рекламе финского телевидения. Кое-что за бешеные деньги доставали у моряков и фарцовщиков. Елки зеленые, совсем забытое слово – «фарца»!.. Купить вшивенькие джинсы – это ж было событие, несколько месяцев деньги откладывали! А сегодня на свою совсем обыкновенную зарплату я могу легко купить за раз хоть три пары вполне приличных…

– А квартплата?

Ответить Павел не успел.

– Ладно, – вздохнул Юрий Антонович. – Согласен: многое было недоработано. Но это не повод, чтобы нас ненавидеть. Мы ведь нормально к эстонцам относились.

– По-разному, – Павел поморщился. – Как вспомню эти рожи интеровские…

– Прекрати! – возмутила Юрий Антонович. – Люди пытались сохранить Союз, боролись за дружбу народов!

– Что же они не продолжают борьбу, такие, блин, идейные? – Павел даже крякнул от досады. – Где их вожди?

Юрий Антонович оторопело захлопал глазами. Племянник ответил сам:

– Сделали на голосовавших за них идиотах карьерищи и устроились в уютных московских креслах. Об Эстонии уже и не вспоминают. Многие, кстати, оккупировали кабинеты и лимузины на нашем Северо-Востоке, получили «за особые заслуги» совсем недавно так ненавистное им эстонское гражданство и настроены теперь так проэстонски, что не сразу поверишь в их интеровское прошлое.

Юрий Антонович ослабил галстук, закурил. Руки его мелко подрагивали. Он сам голосовал за человека, сделавшего во время перестроечной смуты потрясающую карьеру. Работал с ним на заводе молодой парень – Сергей Звонков. Он не блистал особым умом, но работал аккуратно и норму выполнял всегда. Вроде бы, никогда не высовывался, а как-то выбился в комсомольские вожаки. В год последних советских выборов его и двинули кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Решили, раз молчаливый и без зауми, значит, честный, за работяг. И стал Звонарь депутатом!

Юрий Антонович видел его потом раз пять по телевидению: сидит себе в дальнем ряду зала и загадочно чему-то улыбается. А чего грустить? Перевел семью в Москву, сделал квартиру не только себе, но и сыну. После того, как гикнулся СССР, мигом перевелся в какую– то комиссию при российской Думе. Звонил недавно, интересовался: не турнули еще эстонцы родных заводчан? Есть возможность какое– то число пристроить в лагеря беженцев… Гадина!

– Все равно, – подала голос Илга Дайнисовна. – В советское время эстонский язык никто не запрещал. Эстонские дети учились в эстонских школах и институтах. И все были советскими гражданами!

– А что плохого было, – добавил немного успокоившийся Юрий Антонович, – так вместе хлебали.

Павел взглянул на внешне безразличную к спору Регину, мелко закивал.