Как привыкнуть к Рождеству?

– Правильно. Но основная масса эстонцев не ненавидит нас, а не понимает. Как и мы их, – он немного поразмыслил, почесал затылок. – У нас ведь принципиальные различия в темпераменте и менталитете. Эстонец – образ – это кто? Эдакий двухметровый блондинистый потомок Калевипоэга, который тратит на принятие любого решения не меньше месяца. И раз что-либо надумав, не передумывает уже никогда. А русский? В глазах эстонца – это пронырливый холерик, способный за минуту принять десяток совершенно противоречивых решений, но поступать в соответствии с еще неведомым ему одиннадцатым. В отличие от эстонца реакция у него мгновенная – мысли идут потом и отстают от действий безнадежно. Эстонец, кроме своего хутора и ближайших окрестностей, четко упирающихся в границы страны, ничем иным никогда не интересовался. С хозяйством дел по горло, да и мерзлые мозги не поспевают следить за событиями в «слиском суустро» меняющемся мире. А для русского что родная Россия, что весь мир – все едино, ибо необъятно одинаково. Даже после отмены крепостного права ничего своего он не заимел, болтался то в общинах, то в колхозах и из-за неполной занятости любопытства и энергии имел всегда море. Подходит к нему, на завалинке тоскливо восседающему, какой-нибудь агитатор, просит, скажем: «Эй, Вань, а отчебучь-ка ты мне революцию!» Ваня стремглав летит за топором, лишь на секунду задержавшись, вежливо интересуется: «А те, мил человек, какую – масштаба местного али весь свет шоб содрогнулси?»

Регина невольно слушала Павла и улыбалась. Юрий Антонович провел пятерней по лысине, немигающими глазами уставился в дальний угол комнаты. Чувствовалось: не согласен он, никак не согласен. Судя по пустому взгляду Илги Дайнисовны, ей рассуждения племянника были вообще до фени.

Наконец вернулись сестры. Елена Антоновна чувствовала себя явно неловко – пряча глаза, глуповато улыбалась и без конца поправляла прическу. Потом вдруг дергано взмахнула рукой и громко предложила выпить еще раз.

Юрий Антонович пристально посмотрел на нее.

– Почему бы и нет? – налил себе и сестре. – Кому еще?

Кроме Павла, желающих больше не нашлось. Натянутость сохранялась. Елена Антоновна подняла рюмку, осмотрела родню, задержала взгляд на насупленном лице Илги Дайнисовны.

– Вы уж простите меня, родственнички мои дорогие! Все от нервов… А что касается голосования – не думала я, что слушать меня станете.

– Зачем тогда разорялась? – поинтересовалась Регина.

Елена Антоновна напряженно сглотнула.

– Успокойся, – сказал Юрий Антонович. – Не голосовали мы не из– за твоих слов. Слава Богу, свои головы на плечах имеем.

– Вот и хорошо, – с облегчением выдохнула сестра. – Так давайте жить дружно!

Все переглянулись. Кто кивнул, кто пожал плечами, но прямых возражений не возникло. Павел и Юрий Антонович выпили, принялись торопливо закусывать. Вслед за ними опустошила рюмку и Елена Антоновна. Хлебнув лимонада, одной рукой она обняла дочь, другой – Илгу Дайнисовну, уже хмелея, произнесла:

– Регина, ты не думай… Я очень хочу, чтоб ты счастливой была. – Угу.

– И ты, Илга, на слова мои не обижайся. Бывает, срывается… – она заметила, как задумчиво смотрит Илга Дайнисовна на нож в своей тарелке, и вдруг предложила: – Ну, хочешь, когда Артура посадят, я ему тоже передачи носить буду носить?

Наверное, случилось бы убийство, не прозвучи в воцарившейся гробовой тиши дверной звонок. Илга Дайнисовна мгновенно позабыла обо всем на свете и с облегчением выдохнула:

– Вот и Артур!

– Больше некому, – едва слышно согласился супруг, о чем-то размышляя.

Зинаида Антоновна встретила гостя и быстро вернулась. Тут же, не сняв даже дорогую куртку на меху, в комнату заглянул Артур. Пахнуло кожей и морозцем.

– Кого хороним? – Артур с насмешливым удивлением окинул близоруким взглядом невеселую родню.

– Ешую… – отрешенно произнес отец, тут же спохватился: – То есть… наоборот…

– Рожаем, значит, – хмыкнул Артур. – Дело хорошее, – его и без того длинноватое, немного девичье лицо слегка вытянулось, взгляд пал на Павла. – Пошли, братан, побазарим.

Как только братья ушли, Елена Антоновна залпом осушила стакан лимонада и, утирая пригоршней губы, покосилась на дочь. Когда зазвучал звонок, она сообразила, что в очередной раз брякнула нечто очень неудачное и, как вошел Артур, со страхом ожидала, что Регина ее выдаст. Но та промолчала. Пожалела?

Илга Дайнисовна, глядя сыну вслед, снова посуровела.

– Мог бы для начала хоть минуту за столом посидеть.

– Еще насидится, – махнула Зинаида Антоновна, вставая. – Кофе никто не желает?

Юрий Антонович, выходя из задумчивого оцепенения, чуть дрогнул, потер подбородок и предложил:

– Делай на всех.

– Я вам помогу, – вызвалась Регина и пошла вслед за хозяйкой на кухню.

Павел усадил брата на диван, сам сел за письменный стол, включил радиоприемник магнитолы: «Не ходи к нему на встречу, не ходи! У него гранитный камушек в груди!» Артур бросил короткий взгляд на единственный в комнате брата мало-мальски ценный предмет – недавно купленный кульман у окна.

– У меня всегда по черчению «тройбан» был, – сказал безразлично, вскользь.