Теперь Регина даже радовалась, что так и не сказала главного. Все равно брат ничем не мог ей помочь, даже посочувствовать – вон какой счастливый!
– Ладно, – она взболтнула кофе. – Понесу кофеин в народ. Заждались, небось.
Бросила на Павла последний, почти затравленный взгляд и ушла.
Постояв немного в оцепенении, Павел достал из шкафчика початую бутылку «Чинзано», наполнил бокал. Смакуя итальянскую прелесть, сел за стол и задумался о том, что о жизни Регины знает ничуть не больше, чем о делах Артура. На ум никогда не приходила мысль, что у сестры могут быть проблемы: она ведь держалась всегда на пять баллов, производила впечатление абсолютно уверенной в себе, цветущей девушки. А тут – слезы, недомолвки…
Регина пила со всеми кофе, как обычно, мило улыбалась и успешно играла роль довольной собой невесты преуспевающего голландца.
А Артур снова наполнил рюмку.
– Ой, сынок, – встревожилась Илга Дайнисовна, – ты уже третью наливаешь.
– Наверстываю упущенное.
– Лучше тебе попридержаться, – строго посоветовал Юрий Антонович.
Пытаясь сохранять миролюбие, с едва уловимым раздражением Артур напомнил:
– Батя, праздник ведь.
– Но святой! – Илга Дайнисовна посуровела. – В такой день…
– Блин, как бесит меня это слово! – Артур занервничал, снова потер висок. – Святой день, святое дело, святое чувство… Задолбали! Нахавались! – он чиркнул пальцем по горлу. – Во! В детстве куда ни плюнь, обязательно угодишь на что-нибудь святое, а то еще и заденешь святую мечту о светлом будущем. Щас все это заплевали, а святым объявили все то, что заставляли люто ненавидеть, – прищурив глаз, он уставился на мать. – Как это называется?
– Я всегда была с Богом, – не очень твердо произнесла Илга Дайнисовна.
– Только так, как нынче, никогда этого не выпячивала, – кисло протянул Артур. – И четко следила за тем, чтобы я – упаси твой Бог! – не пропустил ни одной демонстрации.
– Чего привязался? – вступилась вдруг за Илгу Дайнисовну Елена Антоновна. – Будто не знаешь, что так надо было.
– А называется это!.. – сделав паузу, Артур глянул исподлобья на тетку, и она принялась поправлять прическу. – Про-сти-туция.
Елена Антоновна против всех ожиданий усмехнулась и даже расслабилась.
– Ой, укорил! Да сейчас это почти официально процветает в каждом квартале. Так что, – она развела ладонями, – уже не грех!
Регина залилась вдруг громким, судорожным хохотом. Тыча пальцем в сторону матери, она силилась что-то сказать, но с трудом выдавливала из себя какие-то нечленораздельные, захлебывающиеся звуки.
Все ошарашено уставились на нее – даже Артур был удивлен.
– Ты что? – пролепетала Елена Антоновна.
– Это я так… – Регина, наконец, совладала с собой, прерывисто вздохнула. – Праздничное настроение выплеснулось наружу.
Елена Антоновна с сомнением еще раз глянула на дочь, но предпочла все же поверить. Артур чему-то хмыкнул, покачал головой и, с хрустом потянувшись, уставился в окно.
Возникла неловкая пауза.
– Зин, – заговорил, наконец, Юрий Антонович. – А чего Пашка не сдает экзамен на гражданство? Он же неплохо знает эстонский.
Зинаида Антоновна обреченно махнула ладонью.
– Не хочет. Не буду, говорит, унижаться, я здесь родился и вырос и становиться в один ряд с иммигрантами не собираюсь. Да и вообще недавно заявил, что через пару лет уедет: может, в Канаду, а может, и в Россию…
– А как за эстонцев радел, – с ехидцей напомнила Елена Антоновна. – Как радовался, когда они из Союза слиняли!
– Молчала бы! – процедила Регина.
– Чего это мне молчать? – Елена Антоновна возмущенно посмотрела на дочь. – Я же предупреждала, что эстонцы покажут себя. Вот они и пинают теперь таких, как Пашка! Им только голоса нужны были…
– Никто его не пинает, – буркнула Регина.
– Не пинает, это верно, – согласился Юрий Антонович. – Но родившимся здесь гражданство дать должны были. И разговоры про какую-то историческую родину – это чепуха!