Отсюда открывался вид на далекий Малахов курган, где погибли тысячи его защитников, где был убит Корнилов, – нельзя было смотреть равнодушно на этот величественный холм.
Посетили музей обороны Севастополя, где нашли фотографию Л. Н. Толстого. Осмотрели панораму Рубо.
Спустившись в подземелье севастопольского собора, нашли довольно запущенные, надо сказать, могилы Нахимова, Корнилова, Лазарева…
Полюбовались колоннадой Графской пристани, импозантным зданием шагнувшего с берега прямо в море Института физических методов лечения, обелиском-памятником, воздвигнутым на прибрежной скале-островке.
Пароходом – в Ялту и затем, с группой других отдыхающих, в грузовой машине, со скамьями, по высокому берегу, между морем и горами, по полям и виноградникам, через Ливадию, в Ай-Тодор и Гаспру: красота неописуемая! Все время надо было оглядываться по сторонам и если не вслух, то мысленно, про себя ахать от восторга.
Санаторий ЦеКУБУ помещался в двух дворцах-виллах: Гаспре, роскошном готическом двухэтажном здании с огромными террасами, башней и домовой церковью, бывшем владении министра-мистика эпохи Александра I князя А. Н. Голицына, и Ай-Тодоре, одноэтажном, приземистом, обширном и комфортабельном барском особняке – бывшем дворце великого князя Александра Михайловича, зятя Александра III, мужа его старшей дочери Ксении.
Ай-Тодор и Гаспра расположены в четверти часа ходьбы друг от друга, высоко над морем. В Гаспре в 1922 году жили старички-профессора, в Ай-Тодоре – более молодые по возрасту ученые. Обедали те и другие в Гаспре, и стариков помещали именно здесь потому, чтобы не затруднять их ежедневным переходом из одного здания в другое.
Меня, как более молодого, поместили в Ай-Тодоре, в бывшем кабинете великого князя, прекрасной просторной комнате, выходившей двумя большими окнами на крытую террасу и потому защищенной в жаркие дни от палящих лучей солнца. К комнате примыкала почти столь же просторная и «изящно» отделанная уборная: сиденье великокняжеского «трона» обито было веселеньким, светлым репсом с розанчиками и рюшечками.
В кабинете кроме большого, видимо, оставшегося от старых времен письменного стола, стояли две простые железные кровати. На одной из них спал клиент ЦеКУБУ инженер Эпштейн, брат одного из виднейших членов Коммунистической партии Якова Яковлева, впоследствии народного комиссара земледелия, проживавшего в то лето также в Крыму, во дворце Дюльбер, – вторая койка досталась мне. Приехавший со мной тов. Матвеев поселился с каким-то доцентом (забыл его фамилию) в одной из других комнат дворца, в котором помещалось всего человек пятнадцать ученых – мужчин и женщин.
В бывшей спальне императрицы Марии Федоровны, которая, говорят, подолгу гостила у своей дочери в Ай-Тодоре, проживал сейчас член коллегии Наркомздрава д-р Броннер, сибиряк, томич, мягкий и приятный человек. С ним помещалась его 18-летняя дочка, хорошенькая и кокетливая девушка.
Центр дома составляла большая гостиная, бесполезная в летнее время: отдыхающие большую часть дня и вечера проводили под открытым небом.
Утренний чай пили на террасе. К чаю сходились и обитатели красивого деревянного двухэтажного, с мезонином и балконами, флигеля, так что всего собиралось за столом до двадцати – двадцати пяти человек.
В саду около дома, с дорожками, окаймленными буксом, запах которого, неразрывно связанный с тех пор в моем воображении с представлением о юге, одурял меня, находилась одинокая могила: в нем погребен был престарелый князь Шервашидзе, начальник двора и фаворит Марии Федоровны.
Подальше и пониже по склону горы стоял другой флигель, в котором, говорят, раньше проживала молодежь, принадлежавшая к царской фамилии, со своими гувернерами. Высокий холл посередине, по стенам тянется, изгибаясь, внутренняя лестница во второй этаж здания, большие, удобные комнаты с чудными видами на море, глубокие, нового стиля мягкие кожаные кресла, придающие помещению скорее буржуазный, чем аристократический характер. Сейчас здесь помещались
Кроме тропинки в Гаспру, чудесная, шага в три шириной, горизонтальная, вырытая на два-три километра в длину поперек спускающегося к морю горного склона дорожка вела из Ай-Тодора в Ливадию. Говорили, что дорожка эта проведена была по распоряжению Александра III, нуждавшегося в месте для спокойной, неутомительной прогулки. Когда Л. Н. Толстой в 1901–1902 годах лечился в Гаспре, он решил однажды прогуляться по этой дорожке и удивился высокомерию двоих или троих Романовых, которые, встретившись, не поклонились ему. Разумеется, он и сам не подумал обнажать головы перед «августейшими» лоботрясами…