Как рождаются и умирают монстры (СИ)

Макнейр протяжно застонал, проникая глубоко в горло девушки. Не ожидая такого напора, неопытная Джинни стала задыхаться из-за показавшегося ей огромным незваного гостя, который заполнил все свободное пространство в ее горле, не давая возможности вдохнуть и каплю кислорода. Паника накрыла ее, и она попыталась высвободиться, руками уперевшись в бедра мужчины, но Макнейр лишь жестче вцепился в ее волосы в районе затылка, удерживая ее голову в нужном ему положении, и начал совершать резкие возвратно-поступательные движения в ее маленьком ротике.

Девушка билась, мычала и плакала одновременно – Макнейру не было до этого никакого дела. Напротив, казалось, ее мучения только подогревали его желание еще больше. И только когда сознание Джинни начало медленно уплывать от недостатка кислорода, член вдруг покинул ее горло, освободив дыхательные пути.

Поняв, что снова может дышать, девушка стала судорожно хватать воздух рваными вдохами. Не дав ей и минуты, чтобы прийти в себя, Макнейр подхватил ее почти невесомое тело и грубо бросил обратно на матрас животом вниз. Затем он залез на кровать и навис над подрагивающей девушкой.

Не успела она опомниться, как в комнате снова раздался свист рассекающего воздух ремня и удар обрушился теперь уже на ягодицы Джинни. Затем еще один удар и еще один. Сначала девушка вскрикивала лишь слегка, потом стала умолять мужчину прекратить. Но ее мольбы только вдохновляли Макнейра на новые, более сильные удары. И Джинни перестала умолять. Ее молчание не понравилось Пожирателю, и он резким, немного истеричным голосом бросил:

– Я хочу слышать, как ты кричишь, шлюха!

Очередной удар рассек нежную кожу ягодиц, и на них выступила кровь.

– Кричи, сука! Кричи!

И Джинни закричала. Закричала так, что голос срывался. Наслаждаясь страданиями своей жертвы, Пожиратель бросил ремень на пол и, обхватив ладонями пунцовые от кровоподтеков ягодицы девушки, широко раздвинул их, открывая себе обзор на обе ее дырочки, и резко ворвался в ее совершенно сухое влагалище.

Истошный крик Джинни смешался с удовлетворенным стоном насильника. Его резкие, постепенно набирающие интенсивность толчки натирали нежную кожу изнутри будто наждачкой. Кровь от порванной девственной плевы стала единственной смазкой, которая увлажнила горячие стенки ее входа.

Джинни уже не сопротивлялась, боль, казалось, сейчас застилала собой весь мир. Кроме лица на девушке почти не осталось нетронутого ремнем места, она чувствовала каждое нервное окончание в своем ослабленном пыткой теле, а между ног боль была такой, будто туда вогнали нож и вращали лезвие.

Девушка лишь подрагивала и рвано хрипела каждый раз, когда Макнейр входил в нее. Ей казалось, что эта пытка длилась вечность.

Наконец, мужчина вышел из измученного тела девушки и перевернул ее обратно на спину. Джинни была так измождена многочисленными ударами и изнасилованием, что даже не пыталась закрыться, когда Макнейр, еще немного поводив рукой по члену, кончил прямо ей на грудь с каким-то почти звериным рыком, закатив глаза от накрывшей его эйфории.

Встав с кровати, он окинул довольным взглядом результаты своей работы – девушка неподвижно лежала на постели, аристократически бледная кожа ее лица резко контрастировала с краснотой ее туловища, а между ее слегка раздвинутых ног была размазана кровь.

<Конец жестокой сцены>

Макнейр легонько провел пальцами вдоль тела своей вожделенной игрушки. Даже почти невесомое прикосновение к раздраженной коже вызывало ощутимую боль, поэтому Джинни тихо заскулила.

– Хорошая девочка, – промурлыкал Пожиратель. – Если дальнейшее обучение будет проходить так же результативно, к следующей пятнице мы сможем выставить тебя перед гостями.

Мужчина наклонился к самому лицу девушки, которая смотрела на него сквозь полуприкрытые веки, и глубоким шепотом добавил:

–Ты будешь звездой вечера.

Эти ужасающие по своему двойному смыслу слова были последним, что услышала Джинни, перед тем как ее сознание окутала тьма.

Раньше Антонин Долохов не придавал значения дням недели. В самом деле, какая разница, что там в календаре, если тебя могут отправить на задание в любую минуту, вне зависимости от того, был это вторник или воскресенье.

Но сегодня Антонин понял две вещи.

Во-первых, встав в гребаные шесть утра после вчерашней полуночной миссии и притащившись в Министерство к семи в свой первый рабочий день, он осознал, что ненавидел, как минимум, понедельники.

А во-вторых, теперь он точно знал, кто готовил еду для заключенных в Азкабане – это были повара Министерства магии. Просто не было иного объяснения, почему каша, которую он имел неосторожность съесть в министерской столовой на завтрак, по вкусу и даже по виду напоминала ту непонятную субстанцию, которой их пичкали в тюрьме. И сейчас, в обеденный перерыв, когда Антонин стоял с подносом у витрины, на которой был выставлен «Суп дня», его желудок напомнил ему о неудачном утреннем эксперименте, отдавшись болезненным спазмом, и подтолкнул его к мысли, что он, кажется, не особо-то и голоден.

Зато теперь ясно, почему Яксли ходит обедать в кафе на соседней улице.