Как рождаются и умирают монстры (СИ)

– Он использует магию, чтобы трансформировать их тела, убирая все, по его мнению, ненужное и добавляя нужное. В общем, осуществляет метаморфозы.

Девушка втянула воздух через приоткрытый рот.

– Но зачем ему все это? В смысле… разве ему не хватает сторонников? У него немалая армия.

– А для чего правители наращивают военную мощь? – спросил Долохов, откинувшись на спинку кресла.

– Для защиты границ, – произнесла Гермиона.

– И для укрепления власти внутри страны, – добавил Долохов.

– Но разве власть Волд…. Темного Лорда нуждается в укреплении?

– Любая власть нуждается в укреплении, лапонька, – ответил Антонин. – Даже самая народная.

Гермиона скривилась.

– Власть Пожирателей Смерти не является народной, – не пытаясь скрыть презрения в голосе, сказала она.

Антонин усмехнулся.

– Вот ты сама и ответила на свой вопрос, лапонька.

Гермиона прикусила нижнюю губу и на пару секунд опустила глаза на стол, буравя свою чашку. А потом снова посмотрела на Долохова.

– Насколько все плохо?

С минуту Долохов смотрел на девушку долгим, напряженным взглядом. Стоит ли выложить ей все, как на духу?

Все хуже, чем хреново, детка. Ты такой жести никогда не видела. Нет, это уже слишком. Надо сгладить.

– Скажем так, если ты увидишь своих друзей, то вряд ли их узнаешь, – наконец сказал он.

И тут она произнесла то, что было для него очень предсказуемо.

– Отведи меня к ним.

Чтобы ты опять в депрессию себя вогнала и ходила по поместью словно призрак? Ну да, только этой дерьмовой вишенки на гребаный торт мне сейчас и не хватало.

– Ты не знаешь, о чем просишь, грязнокровка, – сказал Антонин, встав с кресла.

– Но я…

Девушка потянулась к нему рукой в попытке поймать его запястье. Мужчина резко отдернул руку.

– Я сказал НЕТ! – рявкнул он.

Сказал, как отрезал. Грубо и безжалостно. Но так надо.

Она вздрогнула. Глаза в миг снова увлажнились от подступивших слез.

Он ушел. Слишком быстро, чтобы она успела хоть как-то среагировать и остановить его.

Буквально сбежал. И это сказало ей о нем все, что она хотела узнать.

В магическом сообществе Британии за Антонином Долоховым прочно закрепилась слава одного из самых сильных и жестоких темных магов, не способного на сострадание. Его внешний вид только поддерживал это мнение в головах волшебников – слегка неряшливая прическа, с то и дело выпадающими из нее волнистыми прядями, худое и бледное лицо, на котором не было ни единой эмоции, разве что злость, и холодный с хищным стальным блеском взгляд, от которого у многих тряслись поджилки. Если бы она увидела такого человека в палате Св. Мунго, она бы не удивилась – он выглядел как самый настоящий опасный безумец.

Еще до того, как столкнулась с ним лицом к лицу в Отделе тайн, Гермиона испытывала пробегавший по спине холодок лишь посмотрев на колдографию Долохова в «Ежедневном Пророке». После битвы на пятом курсе ее страх усилился, став практически первобытным.

Долохов не был похож на других известных ей волшебников. Он колдовал ни как Грюм, Макгонагалл или даже Дамблдор – самые сильные волшебники, которых она знала лично. Долохов управлял магической энергией так, будто она была музыкальным инструментом, из которого он умело извлекал удивительные звуки. Он не просто сражался, он создавал в воздухе произведения искусства, сотканные из проклятий. И это было красиво и страшно. Поэтому Гермиона боялась и одновременно восхищалась этим волшебником. А шрам, оставленный его Режущим, стал ей вечным напоминанием о его блестящем колдовском мастерстве.

Поэтому она была в ужасе, оказавшись с Долоховым один на один в его поместье несколько недель назад. Она ждала самого ужасного, что только мог выдумать ее мозг. Но каждым своим действием Долохов раз за разом развеивал ее жуткие предположения.

Она ожидала, что он будет зверски насиловать ее, и он, конечно, брал ее силой, но это не приносило боли, а, напротив, доставляло лишь физическое удовольствие. Она думала, что он будет унижать ее, но он разговаривал с ней, как с обычным человеком. Зависимым от него, да. Но он не издевался, не указывал ей на то, что она бесправная рабыня.

Ему будто бы было важно, что она чувствует, о чем она думает, как она ощущает себя рядом с ним.

Ему было не все равно.

Вчера он сказал, что всему виной магическая связь. И, наверное, отчасти так и было. Но пытливый ум Гермионы подталкивал ее к мысли, что есть что-то еще. Что-то, что, возможно, он и сам еще не осознает. Это что-то было едва уловимым, изредка мелькавшим в его глазах.

И это было не желание, о котором она думала изначально. Точнее, не только оно.

Когда десять минут назад он так стремительно покинул комнату, едва ее глаза защипало от слез, она поняла, что нашла то, что ей по силам использовать. Его «ахиллесову пяту», которая не позволяла ему причинить ей настоящую боль.

Да, Антонин Долохов испытывал к ней привязанность.

Такую же, какую она испытывала к нему? Гермиона быстро отмахнулась от всплывших в сознании вопросов.