– Бывает. Я вот не понимаю, как понравиться новой знакомой. У нас то ли свидание, то ли дружеская встреча.
– В смысле? – встрепенулся Володя.
– В смысле она себя ведет мутно, вроде без намеков, но согласилась погулять. А я не пойму, мне флиртовать пока или сразу действовать, а то вообще перегорит.
– Понаблюдай за ней, – произнесла Надя, которая резко успокоилась и сосредоточенно затеребила шарф. – Если она совсем застенчивая, так и скажи, что она тебе нравится. Но, блин, без пафосных признаний. Просто. Посмотришь на реакцию.
– То есть лучше прям словами говорить?
– Конечно! – Надя допила воду. – Ты же не в курсе, может, она не готова к прикосновениям. Тем более на втором свидании. Мой совет: говори, а не лезь лизаться. Но круто, что ты такими вопросами задаешься, между прочим. Ты чуткий чувак.
– Меня тупо волнует, как будет больше шансов, – сказал Глеб, не до конца понимая, честен он или рисуется.
– Ну что за пикап-тренинг! – Володя слез с козла. – Все по ситуации ясно будет. И надо валить отсюда. Скоро уже восемь, пора проветриться.
Глеб и Володя проводили Надю до дома, в основном разглагольствуя по пути о том, что Наде есть смысл сдавать географию и пробоваться на туризм. Лодка, вода, путешествия, эмоции – крутая тема. Надя ворчала: «Какой туризм! Границы закрыты». Володя успокаивал: «Наверняка откроют к осени, сейчас болеют мало и вакцины колют». Глеб все больше молчал, смакуя в уме Надин совет. Он вспомнил, что отец, наоборот, издавна рекомендовал не трепаться о чувствах. «В момент признания, – говорил он, – ты должен показать, Глеб, а не рассказать, чего тебе нужно. Если разводить болтологию, дама неосознанно решит, что ты болтать с ней и намерен. А ты ведь хочешь не только этого, правда? Так что ловишь момент и берешь за руку. Если нет протеста, то медленно целуешь». Звучало по-своему логично, но как-то странно. Или просто стремно.
Когда Надя одарила прощальной улыбкой и скрылась в подъезде дряхлой пятиэтажки, Володя и Глеб мрачно переглянулись.
– К метро?
– Пошли. А ты правда загнался из-за свидания? – спросил Володя. – По ходу пьесы поймешь наверняка.
– Опять у тебя везде пьесы…
Надя жила в неказистом квартале. Фонари превращали темную улицу в подобие галереи, высвечивали желтоватыми островками то кусок неровного тротуара с лужей, посреди которой тонула газета, то брошенный кем-то дырявый ботинок у полуголого дерева. За поворотом маячил длинный торговый центр с пестрыми окнами, круглосуточными ресторанами и банкоматами, но до него, казалось, топать целую цивилизацию.
– Запал я на эту Анну вообще. Вот и волнуюсь.
– Так оно и великолепно. Мне кажется, ты просто планируешь до кучи. Живешь в будущем постоянно.
– А мне и настоящее не очень. – Глеб вспомнил, как мешало цоканье мячика играть в теннис.
– Планы по дрисне мешают в том числе будущему.
– Чего? – не понял Глеб.
– Ты тушуешься от всякой мелочи: ой, а целовать ли мне ее на свиданке? Надо соображать, чего хочешь от жизни. А то станешь, как Надя, потерянным парусником. Я вот не понимаю, что с Надей делать. Она второй раз за неделю в слезах.
– В смысле, стану потерянным? Я в МГИМО хочу.
– Почему? – оскалился Володя раздраженно.
– Потому что там круто! И дипломатом быть прикольно. Сто раз обсуждали.
– В том-то и фишка: ты просто хочешь, чтобы круто и прикольно. Помнишь, как Вика про все говорила: круто-некруто? Вы поэтому, наверное, и сошлись.
– Вот сейчас обидно было, – сказал Глеб.
– Надо понять свое «круто». Я, например, не скрываю, я – властное тщеславное дерьмо. Мне нравится, что меня знают всякие люди, которых я не знаю. Люблю внимание. И быть главным.
– И поэтому ты ведешь сраный тик ток, где открываешь рот под мудацкие песни.
– И поэтому я веду сраный тик ток, где открываю рот под мудацкие песни. И тебе надо. Я там недавно с отличными чуваками познакомился. Они вроде как из окраин совсем, но, знаешь, заценили. Надо расширять границы.
– Слушай, забей. Все со мной ок.
Они замолчали, освобождая место для злой немоты позднего вечера, которая, казалось, поселилась у Глеба где-то внутри. Она была рядом и в полупустом вагоне метро, и дома, в дурманящей гуталином прихожей, куда не сразу вышла поздороваться засевшая за отчет мама. Надя написала в мессенджере: «Володя гонит на меня, а сам пускается во все тяжкие похлеще нас. ты не знаешь». Глеб ответил: «и что же не знаю?» Надя: «пусть он расскажет».
«Угу, – говорила внутри злая тишина. – И наплевать. И спать. Пора спать».
Ночью разбудила эсэмэска. Глеб вскочил, подумал: может, что-то случилось? Подразумевал – у Ани. Ага, конечно. Экран ослепил, заставил помассировать глаза ладонями. Сообщение из лаборатории: анализы готовы. Глеб шепотом выругался, но ссылку открыл. Ослепило второй раз – цифрой. Две тысячи с лишним антител. Положительный результат. В четыре раза больше, чем у мамы после двух прививок. «Что значит? Болен? Вот уж вопрос». Спать расхотелось. Глеб сходил в туалет и на кухню попить воды, погуглил смысл своего результата. Переболевшие. Сильный ответ. Изредка и у бессимптомных.
Трамваи в тумане