Как слышно

Рельсы тонули в глинистой почве, как хлеб в известной сказке Андерсена, где девочка провалилась к болотнице. Глеб в детстве подозревал, что болотница живет как раз в этих местах. Дворовое футбольное поле с поломанным забором. Два тополя срослись усталыми опекунами груды пластиковых бутылок. Мало кто определил бы трамвайную остановку как часть Москвы: так тут было тихо и вечно. Даже сами жители ближайших домов, спроси их, разве что буркнут название района.

К десятому классу Глеб давно забыл о болотнице, но иногда после пробежки ему хотелось навсегда остаться на скамейке около выцветшей таблички с расписанием. Он пригонял сюда по асфальтированной тропинке. Пять километров от дома. Подташнивает, сопли текут, кожа красная. Зато внутри сквозняк, от которого текстуры мира вокруг становятся максимально четкими. Назад сил бежать нет, а пешком стыдно, решат, дескать, утомился слабак и топает в спортивном прикиде. Так что Глеб катался обратно на трамвае. Трамвай и правда часто ходил здесь, замирал у скамейки с табличкой, приглашая пассажиров. Новый, цвета морского горизонта, он бесшумно скользил по ржавым рельсам. В туманное воскресное утро Глеб сел в трамвай еще и потому, что боялся заболеть, если потный двинет назад пешком. Накануне он был у терапевта.

– Ты уже второй у меня, кто жалуется на звукочувствительность после коронавируса. – Врач, грузная женщина, говорила медленно, в духе крутого сыщика. Только вместо трубки или сигары она, стянув до подбородка маску, грызла шариковую ручку.

– И что это вообще значит?

– А ничего. – Врач улыбнулась. – Мы пока, дружок, много про корону не понимаем. На что она влияет, какие последствия. Запахи пропадают, а со слухом, мол, в порядке. Но в моей практике, видишь, бывает и со слухом. Странно, что у тебя бессимптомная форма. Тот страдал температурой три дня, в легкой, но с проявлениями. И у него выраженный шейный остеохондроз. А у тебя нет никакой органики. Сосуды нормальные, строго говоря, судя по МРТ…

– Что мне нужно принимать? – не выдержал и перебил Глеб, но сделал это, наученный горьким опытом, тихо, едва ли не одними губами.

– Я назначу мексидол и пантокальцин. К психотерапевту пока не вижу строгого показания. Смотри сам, по самочувствию. Будет ли улучшение.

Глеб кивнул. По крайней мере, он узнал причину. Врач перестала грызть ручку, швырнула ее в кипу бумаг на столе и добавила:

– Некоторые болезни… с ними надо научиться жить, чтобы вылечить. Как перестанешь их бояться, они сами проходят.

Глеб не то чтобы удовлетворился таким напутствием, но лучшего он, впрочем, и не ждал. Идти к психологу или психотерапевту все равно не хотелось. Мама из-за дальнейших врачей, скорее всего, сократила бы карманные деньги с пяти тысяч в неделю как минимум до трех. Она уже так делала, когда ему понадобился репетитор по химии в прошлом году. «Ты должен понимать: все услуги – расходы». Сейчас деньги были нужнее, например, чтобы сгонять в магазин за добротными шмотками. И на свидание с Аней Глеб на всякий случай отложил три тысячи.

«Свидание? Или дружеская прогулка?» – снова гадал он, остывая на задних сиденьях в абсолютно пустом вагоне. «Концерт вечером». Глеб назначил себе пробежку на воскресное утро специально, чтобы сбавить волнение. И вроде Аня пару раз писала сама, даже прислала мем в тему про горе-рокеров. С другой стороны, она любила отвечать одними смайлами и тем самым резко обрывала беседу. Например, когда Глеб упомянул, что увлекается лыжами, последовала скобка. Просто очередная скобка. Видимо, лыжи не вызывали у Ани энтузиазма. А Глеб уже скучал по снегу. И туман за окнами напоминал ему плотную метель, которая зависла в воздухе, точно мир снаружи был зимний, но встал на паузу.