Летные характеристики нашей ракеты-космического корабля-самолета были не слишком хороши. Имелась так называемая проблема гармонии, или согласованности. Этот летательный аппарат был очень медлителен при крене, но очень чувствителен при тангаже. У него также была необычная особенность, характерная для любого самолета с треугольным крылом, – если вы потянете ручку «на себя», чтобы набрать высоту, она сначала немного упадет, а затем, когда крыло наберет больше воздуха, вы в результате подниметесь. На больших высотах эта особенность не особенно значима, однако на последних метрах перед приземлением на взлетно-посадочную полосу это может стать серьезной ловушкой. Поэтому пилоты шаттлов всегда усиленно тренировались, чтобы избежать этого, потому что внезапная команда на увеличение тангажа может привести к резкому приземлению. Моя работа в те несколько секунд, пока я держал ручку управления, заключалась в том, чтобы сохранить выравнивание по центру и по пути, который рассчитал для нас компьютер. После этих кратких минут славы Замбо вернул себе командование «Индевором» для того, чтобы совершить окончательный заход на полосу и саму посадку.
Моя следующее задание в качестве пилота состояло в том, чтобы, как чирлидер, выкрикивать высоты, на которых мы находились, и скорость, когда мы выполняли 20-градусную траекторию полета с пикированием на внешней глиссаде к взлетно-посадочной полосе. Когда мы находились на высоте 600 метров над местом нашего приземления, Замбо замедлился, чтобы взять курс вниз по 1,5 градусной внутренней глиссаде на взлетно-посадочную полосу. На высоте 90 метров я выпустил шасси, это была моя самая важная задача за время этой миссии. Замбо сел как по маслу, посадка была идеальной, и я иногда напоминаю ему о том, что это была лучшая посадка шаттла, в которой я когда-либо участвовал. Хотя она была единственной. Тем не менее ему предстояло еще довольно долго пилотировать, поскольку передняя опора шасси шла точно вниз по направлению к взлетно-посадочной полосе и на правильной скорости; неверный маневр мог привести к сильному удару, который мог бы повредить фюзеляж. Он вел наш шаттл весом в 997 790 килограммов по центровой линии, когда тот мчался по взлетно-посадочной полосе на скорости почти 320 км/ч, потом я развернул тормозной парашют, чтобы замедлить движение. Все это время непрерывный поток огня извергался из задней части орбитального корабля, где гидравлические насосы, работающие на ракетном топливе, выбрасывали выхлопные газы. На видеозаписи посадка «STS-130» выглядела как сцена из фильма «Безумный Макс». Когда мы замедлились до 80 км/ч, я выпустил парашют, и вскоре после этого Замбо сделал вызов по радиотелефону: «Хьюстон, "Индевор", остановка колес». Наконец-то мы могли вздохнуть свободно.
Я сравниваю опыт посадки космического шаттла с приятной, мягкой посадкой самолета ВВС. Но вернемся к EI (122 000 километров над поверхностью Земли) и перенесемся к возвращению «Союза», потому что для описания этого опыта нужны совсем другие слова. Если прилет на шаттле можно сравнить с полетом на авиалайнере, то возвращение на «Союзе» напоминает полет на шаре для боулинга.
Первое заметное различие стало заметно вскоре после того, как мы достигли верхних слоев атмосферы и вошли в них. На этот раз все было при дневном свете. Капсулы типа «Союза», «Аполлона»,