Как стать астронавтом? Все, что вам следует знать, прежде чем вы покинете Землю

Сама фаза фактического вхождения в верхнюю атмосферу была немного другой. Хотя я видел в окне такое же красное/оранжевое/розовое свечение, «Союз» двигался гораздо стремительнее. Прежде всего, за несколько минут до вхождения в верхнюю атмосферу он с жутким грохотом разделился на три части: пустой орбитальный модуль, спускаемый модуль, в котором мы находились, и беспилотный служебный модуль. После вхождения в атмосферу внешнее тепловое покрытие «Союза» сгорело, согласно проекту. Я постоянно слышал стук и треск, наблюдая, как куски покрытия (и кто знает, чего еще) пролетают мимо моего окна. Затем появился парашют. До полета с нами проводили инструктаж члены экипажа, которым уже приходилось возвращаться на Землю на «Союзе», и вот что они сказали: «Ты подумаешь, что сейчас умрешь, но не волнуйся, этого не произойдет». И знаете что? У меня действительно было такое чувство, что сейчас погибнем. Но благодаря этому инструктажу Саманта, Антон и я испытали невероятный подъем, когда был выпущен тормозной парашют. Мы снова и снова кричали, орали и вопили по-русски: «Русские горки!», что означает «катание на американских горках». В сообществе F-16 мы бы назвали эту фазу «дикой поездкой мистера Тодда». Кувыркание капсулы продолжалось несколько минут, пока наконец-то не развернулся основной парашют. Мы снова были стабильны, спокойны, в условиях земной гравитации.

Затем последовало ожидание, поскольку мы медленно спускались с высоты в несколько сотен метров на просторы казахской степи. Как раз тогда, когда, казалось, что все уже налаживается, мое кресло дернулось, резко приподнявшись примерно на 30 сантиметров от днища капсулы. Амортизирующее устройство немного смягчило удар. У каждого члена экипажа есть свое собственное кресло, подогнанное под размеры его тела. Мое кресло было отлито около двух лет назад на подмосковном заводе «Энергия». Во время этой процедуры вы надеваете длинное белье белого цвета, чтобы закрыть всю кожу, затем при помощи крана вас опускают вниз, во влажный гипс. Как только он затвердеет, вас вытаскивают и – вуаля! – форма для сиденья, созданная специально для вашего тела, готова. Когда российские техники заканчивают изготовление кресла, они вручную вырезают дополнительное пространство над верхней частью шлема, каждую частичку которого я использовал. На Земле я вписываюсь в кресло без проблем, но после 200 дней в космосе я подрос на несколько сантиметров, и моя голова начала упираться в верхнюю часть обивки сиденья.

До удара в кабине не было слишком много места. Мы были в громоздких и неудобных скафандрах, втиснутые в кресла размером примерно с переднее сиденье автомобиля, каждый свободный сантиметр пространства был занят оборудованием. Ударом меня подняло вверх так, что моя ступня оказалась между лицом и панелью управления. Правая рука была прижата к стенке капсулы. Колени уперлись в грудную клетку – нельзя было вытянуть ноги, им мешала стенка капсулы. Я был так хорошо привязан, что не мог шевельнуться. В правой руке был джойстик, который ничем не управлял, но его присутствие давало первобытное утешение от мысли, что у меня есть некоторое подобие контроля, а на коленях лежал перечень проверочных операций. Я подумал про себя: «Как хорошо, что у меня нет клаустрофобии, но если бы в моей жизни был повод для паники, то сейчас было самое время». Я решил, что было два варианта: а) паниковать, но в этом случае я буду привязан, не получится двигаться, и сделать ничего не смогу, или б) не паниковать, и в этом случае я буду привязан, не смогу двигаться и абсолютно ничего с этим поделать не смогу. И я выбрал вариант б).

Последние несколько минут перед приземлением прошли в тихом ожидании. Руки лежали на контрольном списке, который я прижимал к груди. Контролировать дыхание. Следить за тем, чтобы язык не торчал между зубами, потому что я не хотел бы, чтобы при ударе он был укорочен вдвое. Смотреть на высотомер, но не доверять его показаниям, потому что он может иметь погрешность в несколько сотен метров. Больше ничего для нашего командира Антона мы бы не смогли сделать; мы беспомощно плыли под парашютом, ожидая приземления. Российские ВВС уже ждали нас на своих вертолетах Ми-8; они получили визуальный сигнал очень рано, вызывая нашу высоту по радио.