Гениальный художник на всю жизнь сохраняет ту остроту и яркость восприятия, с которой любознательный ребенок открывает для себя мир. Многим из нас удается пронести это чувство новизны через юные годы; увы, редкие счастливцы и счастливицы могут похвастать тем, что сохранили его в зрелом возрасте. Даже и в юности мы замечаем мир лишь время от времени, а случаи, когда взрослый человек остро, буквально всеми органами чувств, ощущает окружающую действительность, с годами становятся реже и реже. Мы с головой уходим в личные заботы и слепо бредем по жизни, поглощенные малозначительными материями. Неврастеники подчас одержимы проблемами, которые залегают так глубоко в подсознании, что они и сами едва ли могут объяснить, отчего им так тревожно; верный признак болезни — неспособность к плодотворному взаимодействию с реальностью. Но и самые здоровые из нас позволяют себе отгородиться от мира стеной привычки; чтобы прорваться сквозь пелену обыденности, нужно поистине ошеломительное событие — катастрофа, происходящая у нас на глазах; триумфальное шествие, вдруг преграждающее нам путь. Словом, для пробуждения требуется нечто из ряда вон выходящее.
Любой из нас, подумав, назовет писателя, который раз за разом рассказывает, кажется, одну и ту же историю. У персонажей могут быть разные имена, они могут представать перед нами в разных (на первый взгляд) обстоятельствах, конец повествования может быть счастливым или трагическим. Тем не менее, открыв новую книгу этого автора, мы неизменно чувствуем, что где-то уже это видели. Как бы ни звалась героиня, можно не сомневаться: у нее на ресницах обязательно растают снежинки, а во время прогулки по лесу ее волосы непременно зацепятся за сучок. Герои Дэвида Герберта Лоуренса в минуту сильного волнения то и дело переходят на ланкаширский диалект. Героини Сторм Джеймсон все, как на подбор, рождаются в семье судовладельцев и делают блестящую карьеру в журналистике. У Кэтлин Норрис едва ли не в каждой книге возникает синяя миска в залитой солнцем кухне — и так далее до бесконечности. Искушение снова и снова переработать материал, с которым у нас связаны сильные эмоции, так велико, что устоять почти невозможно — да, в общем, и не нужно, если переработка хорошо выполнена. Но зачастую складывается впечатление, что одна и та же деталь используется бездумно, механически, и что при небольшом усилии автор мог бы придумать и другие штрихи — столь же яркие и эмоциональные, но куда более свежие. Истина в том, что все мы склонны помнить увиденное в ясном и теплом свете детства и возвращаться к нему всякий раз, когда нужно придать сцене жизнеподобие. Но если вечно использовать одни и те же эпизоды и детали, эффект выйдет противоположным.
При желании вполне можно заставить себя выплыть из тумана повседневности и отказаться бродить по жизни в полузабытьи; но вернуться к созерцанию мира после многих лет созерцания себя не так легко, как кажется. Мало просто решить, что отныне вы будете внимательны и любопытны, хотя каждому писателю следовало бы заучить совет Генри Джеймса и твердить его как мантру: «Постарайтесь быть одним из тех людей, от которых ничто не ускользает»[7]. Чтобы прийти в такое состояние ума и души, ежедневно выделяйте немного времени на неторопливое созерцательное размышление, которое поможет вам вернуть детскую свежесть взгляда. На полчаса в день постарайтесь войти в то состояние, которое было для вас привычным в пять лет — когда вы широко открытыми глазами смотрели на мир. Поначалу вам, наверное, будет стыдно и неловко делать то, что прежде казалось таким же естественным, как дыхание, но вскоре вы обнаружите, что накопили изрядный запас нового материала. Не используйте его сразу: пусть над ним поколдует бессознательное, иначе вы рискуете получить сухой аналитический репортаж. Но постарайтесь увидеть знакомые и привычные вам места глазами чужестранца.