Многие новички не могут полностью погрузиться в работу, потому что знают: завтра их воззрения едва ли будут такими же, как сегодня. Непостоянство суждений становится их проклятием. Они ждут окончательного прозрения — которое, разумеется, никак не приходит — и чувствуют, что без него не могут вынести свое творчество на суд мира. Когда речь идет о серьезном кризисе (а не очередном предлоге увильнуть от работы, что тоже возможно), автор способен породить зарисовку, набросок, незаконченный фрагмент текста, но не более того. Очевидно, такому писателю необходимо осознать, что его случай — не единичный; каждый из нас растет и меняется в течение всей жизни, поэтому творить всякий раз неизбежно приходится на основе нынешних убеждений. Тот, кто не готов работать с искренней, хоть, может быть, и не окончательной точкой зрения, характерной для его сегодняшнего «я», рискует дойти до смертного одра, так и не сказав свое слово миру — и поняв о законах мироздания ничуть не больше, чем в двадцать лет.
Драматических ситуаций, в которых может оказаться персонаж, не так уж много — тридцать шесть, если верить Жоржу Польти[10], — и, чтобы сделать вашу историю неотразимо притягательной, вовсе не нужно помещать героя в центр такого конфликта, о котором до вас никто не мог даже помыслить. Если вы и сумеете придумать совершенно беспрецедентную ситуацию, изобразить ее будет невероятно сложно: ведь читатель должен в любой истории найти нечто близкое и узнаваемое, иначе как же он разберется в происходящем? Как
В книге «Литературный процесс» Агнес Мур Мак-Кензи[11] говорит: «Ваша любовь и моя любовь, ваш гнев и мой гнев достаточно похожи, чтобы называться одними и теми же именами; однако опыт переживания этих чувств у вас, у меня и у любого другого человека уникален». В противном случае искусство не имело бы фундамента, да и в целом было бы невозможно. Некоторое время назад в журнале «Атлантик мансли» была опубликована статья Эдит Уортон под названием «Исповедь прозаика», где писательница заявляет: «В сущности, есть лишь два принципиально важных правила. Во-первых, писать нужно только о том, что тебе доступно — в прямом и переносном смысле, которые обычно совпадают. Во-вторых, ценность любой темы зависит исключительно от того, что автор в ней находит и насколько полно способен ее раскрыть».
Возвращайтесь время от времени к этим двум цитатам. Возможно, они наконец убедят вас, что именно ваше уникальное мироощущение и придает ценность написанному и что усердие, искренность и ясность ума — лучшая защита от банальности.
На одном из первых занятий я неизменно стараюсь донести до учеников эту мысль путем наглядной демонстрации. Я прошу их задумать какой-нибудь сюжет и пересказать его буквально в одном предложении. Из всех собранных вариантов я выбираю самый «заезженный». В одной из групп мне предложили такой: «Избалованная девушка выходит замуж и едва не губит супруга своим отношением к деньгам». Сознаю́сь: когда я зачитывала это ученикам, меня кольнуло недоброе предчувствие. Лично мне представлялся всего один возможный подход к такой теме — и только один дополнительный вариант, для которого требовалось проделать сложный умственный трюк под названием «диссоциация», то есть подметить свою первую реакцию на идею и сознательно пойти в противоположном направлении. Я велела ученикам поработать десять минут и развернуть предложение в два-три абзаца, как будто они собираются написать рассказ на эту тему. В результате двенадцать человек сдали настолько разные версии, что любой издатель мог бы прочесть их друг за другом, не догадавшись, что отправная точка у всех была одна.