Все книги, все редакторы и все наставники единодушно твердят, что залог успеха на литературном поприще — оригинальность. На этом они обычно и останавливаются. Иногда они указывают назойливому ученику на пример искомой оригинальности, и эти образцы подчас становятся причиной самых серьезных заблуждений, в которые впадают молодые авторы. «Будьте оригинальны, как Уильям Фолкнер», — говорит издатель, надеясь подкрепить свои советы наглядной иллюстрацией. «Поглядите на миссис Бак[9]; вот если бы вы принесли мне нечто подобное…» И добросовестный новичок, совершенно упустив сущность этих наставлений, идет домой и всеми силами пытается породить «отличный рассказ в духе Фолкнера» или «роман в стиле Перл Бак». В отдельных случаях — крайне редких, как подсказывает мне многолетний опыт редактора и наставника, — подражатель находит в избранном образце нечто настолько созвучное его дару, что результат получается вполне достойным. Однако на один случайный успех приходятся сотни закономерных неудач. Иногда мне хочется, чтобы всякий, кто кроит себе костюм по чужой мерке, быстро убеждался в безнадежности этой затеи, ибо таким путем к оригинальности не придешь.
Начинающему писателю желательно пораньше осознать, что каждый из нас может говорить лишь одним голосом. В копилку общечеловеческого опыта можно добавить лишь собственный персональный взнос. Каждый из вас уникален в одном отношении: никто другой не появился на свет в семье ваших родителей именно в этот период в истории именно этой страны; никто другой не пережил случившихся с вами событий, не сделал из пережитого ваших выводов, не смотрит на мир сквозь призму ваших убеждений. Если вы сумели достичь такой гармонии в отношениях с самим собой, что смело и свободно говорите все, что думаете, о любом персонаже в любой ситуации; если готовы рассказать историю так, как можете рассказать ее только вы и никто другой, вы непременно создадите оригинальный материал.
Казалось бы, что может быть проще; однако именно это — непосильная задача для заурядного писателя. Он склонен смотреть на мир чужими глазами — отчасти потому, что всю сознательную жизнь проводит, погрузившись в чужие тексты. При известной гибкости ума и воображения ему порой удается создать нечто добротное, и мы получаем историю, которая кажется вполне оригинальной или, по крайней мере, не слишком явно обнаруживает свою вторичность. Однако в большинстве случаев сбои внутренней логики и явное непонимание собственных персонажей объясняются тем, что автор смотрит на создаваемое произведение отнюдь не своими глазами, а взглядом Фолкнера, Хемингуэя, Лоуренса или Вулф.
Сила вышеперечисленных авторов в том, что они отказались идти тем путем, которым их подражатели следуют столь послушно. Каждый из этих знаменитых писателей имеет свою картину мира и смог выразить ее в собственном уникальном стиле. Именно поэтому творчеству каждого из них свойственны прямота и энергия, исходящие из самой глубины души без малейших отклонений и искажений. При этом в «драйзеровской» истории, рассказанной одним из подражателей Драйзера, или в мистической притче в духе Лоуренса, написанной его верным поклонником, всегда есть известная доля фальши; но попробуйте убедить в этом робкого или чересчур восторженного молодого автора!
Если автора обошла стороной «подражательная болезнь», это еще не значит, что он благополучно обрел собственный голос. В стремлении выделиться молодые писатели нередко порождают настоящих чудовищ. Они устраивают апокалиптическую кульминацию, выворачивают финал наизнанку, предают героя, заставляя его совершать немотивированные и нехарактерные для него поступки, — словом, приносят правдоподобие в жертву Священной Оригинальности. Количество мистики и ужасов переходит все разумные границы; преграды на пути героев исчезают по мановению руки. Когда же наставник или редактор указывают на натяжки и нестыковки, автор возмущенно бормочет: «А как же „Дракула“?» — или: «Посмотрите на Кэтлин Норрис!» И отказывается верить, что не справился с главной задачей: не сумел убедить читателя, что он, автор, придумал и изобразил полноценный художественный мир, где могут произойти подобные события (а вот тем, кому он подражает, это, бесспорно, удалось).
Итак, эти ученические работы страдают непоследовательностью, хотя в распоряжении автора есть лучший источник художественной правды: искренность. Познав самого себя, выяснив, как вы в действительности относитесь к важнейшим сторонам бытия, вы сумеете написать нечто честное, оригинальное, даже уникальное. Однако выполнить это условие весьма нелегко: придется приложить массу усилий, чтобы добраться до истока собственных убеждений.