Как вернувшийся Данте

Произнес сын царя Пентавер эти слова или не произносил – сей-час (а вместе с ним произнесли и серийный убийца, и санкт-ленинградский бродяга-поэт); главное – он их не то чтобы когда-то сочинил их или измыслил; главное – Черное Солнце взглянуло на него (словно бы зрачок Отца ощутимо упёрся).

Ещё и так (упёрся) – поэт на мосту перестал быть сам по себе (Чёрное Солнце – словно разбитое зеркало в Атлантиде, проникло под скоморошью маску его версификаций); и что же вышло из человека? Неужели демиург?

Вряд ли. Всего в поэте (отныне) две личности – демиургу тесно в двухмерной плоскости; но – ещё и одна псевдо-Первооснова: сейчас в «Атлантиде» из псевдо-Илии напрочь выбили его бессмертную душу.

Поскольку – как только свято место стало пусто, сразу возникли «мысли» заменить душу на её составляющие (раз уж целостность недостижима, то можно бесконечно к ней приближаться); к тому же – где-то в Атлантиде из Перворождённого выбили его неистребимую душу.

Природа пустоты не терпит; но – возможны в ней кротовые норы (псевдо-логосы), которыми хоть как-то связуется часть пространств и времён; итак – произошло «убийство» Перворождённого; но – по причине родства всех убийств «душа» (не вся – только часть её: энергия ци и воля к власти) Цыбина словно бы навестила поэтово тело на мосту, занятое сейчас магическими камланиями.

Так и произошёл ещё один бог из машины. А что произошло это – (почти) тотчас, как Илья миновал поэта (а не на следующий день, когда псевдо-Илию пометили псевдо-смертью), так напомню: времени нет (от слова совсем); далее – «душа» Цыбина тело поэта тотчас (и из-за несовместимости, и из-за сходства задач версификаций и вивисекций) покинула.

Далее – что дальше будет с «душой» убийцы, я не знаю (не моё дело – судить); главное – в теле поэта осталось нечто большее: карма Перворождённого.

Карма -
Это когда с кормы,
Смотрим на чаек, которые были мы:
Мы говорим не карма, а корма.

Мы смотрим на дома, в которых жило дело.

А тело распадается моё:

Останется одно или другое…
Но дело продолжается моё:
Ведь нас от века в этом мире двое!

Ведь я в ловушках собственного я.

Ведь я бессмертен в мире бытия.

Ведь ты бессмертна в мире бытия.
А мира забытья не будет.
Вот потому-то мы с тобою люди,

Не боги.

И нет нужды нам подводить итоги,

Оглядывая берега с кормы…

Но! Здесь убийца Цыбин (которого теперь звали Пентавер – с его волей к власти) – уже воз-мог (бы) проходить меж капель, и дождь Леты для него на-стал оче-виден (очень виден) и послужил причиной того, что Лилит (в квартире Емпитафия Крякишева) оставила от него только его волю к власти.

Тогда – (уже) Пентавер прекратил камлать и безмолвно петь, прекратил говорить пустые версификации заклинаний, навеки прерав свое стихо-сложение, ибо – отныне он будет тщиться слагать Стихии; но – мне (автору этой истории) жалко прерванного текста, и я (заступив на место Сапиныча) решаюсь его досочинить:

Горласты чайки (это были мы)!
Глазасты чайки (это были мы)!

Мы совершенны, потому-то с нами

Несовершенный мир никак не завершается:

В меня вселяется (весельем иль геенной)
                                             любой его пустяк.

Но (здесь) – Пентавер на-стал проходить меж капель идущей повсеместно Леты и увидел свет, разбивающийся о поверхности бесконечных твердей: он увидел все те жизни (на самом-то деле их было немного, мене десятка убийств), которые он отнял у людей. Он увидел эти отнятые жизни и увидел этих (убитых им) людей; но – уже с другими (не менее богатыми и не более бедными) жизнями.

Но (здесь) – Пентавер на-стал проходить меж капель и (наконец-то) получил возможность сойти с моста между мирами (то есть – перестать быть поэтом); а жаль – так мне с ним было бы намного проще.

Вот так это всё и произошло. И некому (кроме богов) было происшествие увидеть.

Но! Нет ни богов, ни демонов – в «окружившем нас» шеоле; поэтому (повторим вместе со всем человечеством) – всё то, что из вашего и моего понукания нашего с вами буриданова «осла поступков», проистекающих из нашего с вами подчинения нашему с вами мировосприятию и так каждый день повторяем.

Итак – в этот день фараона ожидали в гареме, и он (в каждый свой визит по разному) должен был на этот вопрос отвечать. Отвечать (персонально) – именно этому дню. Отвечать (персонально) – именно этой женщине, с которой сегодня ему предстоит возлечь.

Зайдёт ли речь (этого ответа) столь далеко (до Адама с Лилит)?