Как вернувшийся Данте

Да и ведомо ли уже этому миру, как годы назад иль годы вперед царь Гильгамеш (впоследствии так и не достигший бессмертия, то ли добровольно, то ли нет) отправил на встречу со Зверем женщину Шамхат (одну из ипостасей Лилит, демона безводной пустыни и Первожены Адама)?

Зайдёт ли речь столь далеко, что выразит невыразимое?

Разумеется (даже разумом) – нет! Разумеется (даже разумом) – не будет рассказано о том, как Шамхат (совокупившись со Зверем) отняла у него его личное зверство, сотворив из него человека-гомункула, двойника Гильгамешу.

Который – тоже оказывался не прост: являлся (или казался) одним из перерождений Первомужчины Адама, праотца всех людей.

Разумеется – сказано будет лишь о том, что всё на свете зеркально.

Что живой бог, возлегая со своей половиной (женой, наложницей или даже блудницей) отдает ей свое основание быть божеством, потому-то его (а не только благо-даря манипуляциям с фигурками бога) здешнее тело становится доступно для здешней маленькой смерти.

Но! Зайдёт ли речь столь далеко? Разумеется (даже разумом) – нет! Нам сейчас интересны телодвижения, а не основания для них.

А ведь давеча (согласитесь) – всё было и’наче.

Рамзес III посетил свой гарем. Когда он выразил желание возлечь с именно с Тейе (очевидно, привороты и прочие манипуляции с фигурками дали свой эффект: магия – попытка манипуляции божеством посредством человеческих средств), тогда – женщина поняла (даже разумом), что пришло время забрать у божества божественность и передать её своему сыну.

Действительно – слишком человеческое по-желание. Более того – вполне женственное. Хотя – магия и предполагала, что само убийство должен был бы совершить сын бога; но – его не было (да и – как мы уже говорили – быть не могло) в гареме фараона. Поэтому – самому убийству предшествовало ещё одно святотатство (впрочем, святотатства брака с собственной матерью можно было и не считать).

Один из вовлеченных в заговор евнухов (а конкретно: человек, на коем лежала обязанность снабжения гарема всем необходимым – от пищи до прочего-прочего-прочего – и потому имевший свободу перемещения) пронёс в помещения гарема еще одну магическую фигурку: добавляя к тому, к чему нечего добавлять, но и убавлять тоже нечего.

То есть – образ ещё одного сына человеческого!

Так они разделяли и властвовали: совокуплялась одна магическая сущность, а убивать предстояло другой. Так (предопределяли) – «убить отца и возлечь с матерью» (Зигмунд Фрейд); что тут добавить? Впрочем, убавлять тоже нечего.

А что убивать будет (непосредственно) Тейе – так это и есть изначальная власть женщины: отнять (поменять) сущности, перетечь (как человек Воды) из природы в природу; но – наличие в мироздании женщины (псевдо-Евы) предполагает, что человек захочет не единения (со-подчинения), а именно насилия (магии).

Это и есть власть женщины: много слов (магия слов) и мало дела (всего лишь тело – или убить, или родить в смерть)

Вот младшая царица и убила царя: Когда (и как только) фараон отвернулся (насыщенный ею, конечно), то ласковая женщина извлекла из складок покрывала лезвие и одним движением перерезала мужчине горло, после чего «который мужчина» перестал быть богом и умер почти что мгновенно; но – потом наступила расплата.

То ли бог фараона – оказался слишком силён, то ли магия женщины – ока-залась слаба (что, впрочем, одно и то же); но – фигурки фараонова сына на месте убийства оказалось явно недостаточно: Сила бога не перетекла в Пентавера (ещё и потому-то он носит другое имя), и он не смог вовремя поддержать мать.

Опочивальня царицы была обыскана, фигурка сына найдена, причастность его стала очевидна (а вина за непосредственное убийство с жены – снята, так-то); заговорщики были схвачены; а вот после всего этого – в дело вернулся сам убиенный фараон, который с небес принялся судить виноватых:

Вступление Туринского папируса представляет собой речь самого царя, наставляющего судей, которые будут разбирать дело; одновременно царь представлен так, как будто он уже находится в ином мире среди богов. Речь идет о тексте, безусловно созданном, подобно папирусу Харриса, уже при Рамсесе IV, выступающем в роли исполнителя последней воли отца. Этот факт подтверждает гипотезу об успешно осуществленных намерениях заговорщиков.