Псевдо-золотозубый демон – следил за происходящим из своего (то есть внутреннего и тайного) далека и видел, как разрастается в душном и жарком помещении ледяной северный ужас, сжимая у кабачной публики желудки и мочевые пузыри.
Поэтому – Стаса, меж тем, уже бойко волокли в сторону мужского туалета; но – он не видел себя благородным убийцей Минотавра Тесеем (заодно – предателем своей Ариадны): казалось ему – как будто он всю жизнь, спотыкаясь, бежал по темному (помните переправу на Заставу Павола?) лесу.
И (обязательно) – мчалась за ним злая погоня, иначе, Дикая Охота; настигала (и) – уже дышала в затылок. А он сам (совсем как в безвоздушии рыба) – задыхается! И отовсюду, напрочь сдирая одежду и кожу, цепляются сучья.
Поэтому – он забегал наперёд (себя): ему за-ранее снилось, как бьют его головой об осклизлый унитаз (бьют – предварительно хорошо раскачав)! Расплющивая при этом переносицу или сокрушая челюсть.
Влажно похохатывая. Подхватывают его (теперь уже совершенно обеспамятовавшего) под руки. И держат.
И трясется земля, грохочут копыта! Охота, именуемая (о поэты, лжецы именования!) Дикой, настигает его: ближе! Ещё ближе… И лопаются барабанные перепонки!
Вот только тогда – дан был ему Голос (ибо – он стал по настоящему слышать):
– Оставьте его. Отдайте его мне.
Согласитесь – решения всех решений (точнее, недо-решения) нельзя отменить; но – возможно не принимать в них участия (при условии, если ты являешься в мир за-ранее: раньше любых разрешений явиться); но – и это ничего не решало.
Стас – был человек, который ока-зался без памяти «своих» тысячелетий (словно бы – ослеп, словно бы – ока-завшись без крыльев за плечами); но – ему тотчас показалось (поскольку – он именно что обеспамятовал), что весь мир – послушливо подчинился
Маленький мир, окруживший его своим «здесь и сейчас» – замер, и оказался он вдруг в безопасности; но – так получилось не сразу! Потребовались ещё слова человека.
Ибо – не отпустили его! Показалось даже, что никто (кроме лишенного памяти Стаса) не расслышал необоримости Голоса; поэтому Стаса продолжали волочь.
Но! Голос. Принадлежал. Единственной женщине. Так на беду свою (много горшую – нежели «здесь и сейчас») повстречался он с Яной.
Под этим именем и узнал. Такой он ее и увидел, внешне неброской и беспомощной.