«Небрежный подвержен ущербу», – говорит аль-Маварди в связи с самосовершенствованием. И далее продолжает со ссылкой на «некоего мудреца»: «Душа стойка и неустойчива, неприрученна и преданна; обуздай её – она сдержится, нагрузи её – понесёт, перестань заниматься ею – поразит её порча». К тому же – ещё сентенция о том, что душу нельзя «запускать». «С душою так – позволь ей только быть беспечной и забывчивой, она сама себе присвоит больше, чем ты ей разрешил. Изменить её прежде, чем сложилась привычка, легче, чем уламывать её, когда возникла в чём-то нужда». В пословицах арабов по такому случаю говорится: «Зло пресеки в начале, оно не даст потомства» [639].
Поэтому автор «Канона политики» предлагает в качестве одного из приёмов лечения порочных нравов «самоистязание, изнуряющие действия и другие дела, обеты и обещания, кои нельзя не исполнить ни по велениям Божественного Закона, ни по велениям разума» [640].
Миротворствовать. Враждовать
Перемирие под личиной мира
В «княжьих зерцалах» есть одна идея, которой принадлежит абсолютный рекорд повторяемости – свидетельство её всеобщего и безусловного признания. Разумный человек и хороший политик должен избегать войны – ведь при использовании любых других методов решения проблем и конфликтов тратятся деньги, речи и силы. А цена успеха в сражении, это – если ещё удастся победить – человеческие жизни [641].
Но сразу подчеркну: суть дела здесь не в признании безоговорочной ценности мира и полной непригодности войны. Правда, в «Завете Ардашира» есть пассаж, который мог бы быть так истолкован. «Ведомо вам, – говорит автор этого «зерцала», – что любовь к жизни и ненависть к смерти – то, на чём держатся люди, такова их природа. Война же удаляет от жизни и приближает к смерти» [642]. При некотором желании можно увидеть здесь оценку войны как явления противного самой человеческой природе. Однако эта идея раннего трактата развития не получила.
Относительная вредность силового решения политических и иных проблем заключается в практической нецелесообразности войны или любой формы острой вражды. Эта нецелесообразность, если опираться на содержание «зерцал», сводится к трём пунктам.
Во-первых, открытая враждебность, перерастающая в прямое столкновение, приводит к невосполнимым утратам – к потерям человеческих жизней. Их, в отличие от речей, сил, денег, восстановить никому не дано.
Во-вторых, бой опасен тем риском, который от него практически неотделим. «Избегай того, чтобы заполучить победу в прямом столкновении. Ведь оно почти всегда сопряжено с риском» [643]. Это относится даже к тем, кто уверен в своей силе. Со ссылкой на «индийских мудрецов» и без неё повторяется призыв: «Разумный муж не должен сеять и пожинать враждебность, надеясь на собственную силу, как не должен обладатель
В-третьих, боя нужно избегать в случае неготовности или неспособности к нему. «Разумный примиряется с врагом, если принуждён к этому, всячески старается заслужить его доверие, выказать свою любовь и, если это необходимо, делает вид, что откровенен с ним и ничего от него не скрывает, но как только появляется возможность быть подальше от него, спешит оставить» [646]. Возможны и иные варианты.
Рассказывают, что большая чёрная гадюка в старости стала полуслепой и лишилась прежней силы, так что уже больше не могла добывать себе пропитание. Как-то утром она отправилась к тому болоту, где, бывало, часто вылавливала себе в пищу вкусных лягушек. Достигнув берега, змея свернулась в клубок и лежала неподвижно, будто убитая грустью и отчаянием. Увидев её в таком состоянии, какая-то любопытная лягушка крикнула из болота: «Эй, чёрная, почему ты так печальна?» И змея ответила: «Как же мне не грустить? Всю жизнь я пробавлялась лягушками, а теперь со мной случилась великая беда, и теперь лягушки для меня запретны, так что даже если я поймаю лягушку, то должна буду отпустить её».