Как жить и властвовать

Общее требование «так следить за делами подданных, как кормилица следит за сном ребёнка» конкретизируется в отношении низших социальных групп. «Услышь бессловесных» – так, наверное, можно было бы сформулировать это обращение к властелину. «Исключительное внимание уделяй делам бедняков и неимущих, – обращался Тахир Ибн-аль-Хусайн к своему сыну, – тех, кто не имеет возможности довести до тебя о взимаемых с них незаконных поборах, и забитых, не понимающих, как добиваться своего права; наводи о них самые секретные справки, поручи их заботам людей порядочных из числа таких же подданных, а этим последним прикажи доводить до твоего сведения о нуждах и о положении лиц упомянутых категорий, дабы ты мог позаботиться о том, чтобы с помощью Аллаха устроить их дела» [376].

Объектом неусыпного контроля властелина должны быть провинциальные чиновники разного ранга – наместники, сборщики налогов и податей, командиры воинских округов и т. п. Едва ли не все авторы «княжьих зерцал» рекомендуют подсылать к ним соглядатаев [377]. Тахир Ибн-аль-Хусайн наставлял своего сына: «В каждый округ подведомственной тебе области назначь по надёжному человеку, который сообщал бы тебе сведения о всех поставленных тобою должностных лицах и писал бы тебе об их поведении и поступках; таким образом ты как бы сам будешь находиться при каждом правителе в его области и будешь как бы очевидцем всех его дел» [378]. Аль-Маварди в своем трактате «Облегчение рассмотрения и ускорение триумфа» объясняет эту особую, всеми подчёркиваемую необходимость удалённостью от «центра» всех этих персонажей, которых аль-Газали называл «скотиной, жиреющей на дальнем пастбище» [379]. «Надобно, – наставляет властелина аль-Маварди, – чтобы владыку заботили сообщения о тех, кто далёк от него, так же как и о тех, кто близок, а, пожалуй, и больше. Ведь удалённость развязывает руки несправедливым. А если уж их удалённость совпала с малым интересом властелина к тому, что у них там происходит, то они станут предаваться своим прихотям в безопасности и не станут опасаться порицаемых действий. Их руки, ничем не связанные, потянутся к подданным, а их прихоти повредят державным делам» [380]. Всё это выливается в такие беды, как бунт и отпадение провинции. Сначала наместник бесконтрольно совершает проступки, а потом страх быть разоблачённым и наказанным толкает его к неповиновению владыке и борьбе против него. «Оставленный без внимания даёт себе волю, – предупреждает аль-Маварди. – И сколько бунтов так начиналось! И сколько держав так погибло!» [381].

От самого удалённого в державе – к самому близкому, а именно – к самому властелину. Таково несколько неожиданное варьирование тех объектов, о которых должен постоянно осведомляться правитель. «Зерцала» настоятельно рекомендуют ему собирать сведения о самом себе. Ещё в «Завете Ардашира» властелинам, пожелавшим вести достохвальную жизнь, рекомендовано назначать соглядатаев за самими собой, чтобы те доносили о недостатках и ошибках носителей высшей власти им самим [382]. В качестве идеального образа рисовалось поведение халифа Омара II (Омара Ибн-Абд-аль-Азиза), который дал достаточно специфическое поручение своему мавля (освобождённому рабу) Музахиму, обратившись к нему со словами: «Правители подсылают соглядатаев к простонародью, а я делаю тебя соглядатаем при мне. И коли услышишь ты от меня дурное слово, то укори, а увидишь поступок, что тебе не придётся по нраву, – сделай выговор» [383].

О бороде, поседевшей в три дня

О том, насколько внимательно властелины относились к результатам этой информационной работы, повествует история с аль-Фадлем Ибн-Сахлем, визирем халифа аль-Мамуна. Тот разослал по всей стране агентов, чтобы они разузнали о тех его, т. е. самого министра, недостатках, которые обсуждаются и осуждаются подданными. Агенты донесли, что люди сокрушаются по поводу молодого возраста аль-Фадля: ведь, как считалось, халифы должны брать себе в министры старцев, у коих ум и образованность сочетаются с опытностью, достигаемой многими жизненными испытаниями. Прознав об этих настроениях, аль-Фадль не появлялся на людях три дня. Как оказалось, он что-то делал со своей, без единой сединки, бородой. Когда же после трёхдневного отсутствия вышел он из своих покоев, его борода была совершенно белой [384].

* * *