Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые

Два опытных образца гусеничного танка были готовы в феврале 1940 года. Кошкин стремился как можно скорее запустить машину в серийное производство, но для этого, помимо других испытаний, танки должны были пройти 2000 км. На 17 марта был назначен смотр Т-34 в Москве. Кошкин решил, что его танки пойдут из Харькова в столицу своим ходом, набирая в пути нужный пробег. Из соображений секретности маршрут пробега был проложен в обход крупных населенных пунктов, мостами разрешалось пользоваться только по ночам и в случае невозможности перейти реку по льду. В ночь на 17 марта 1940 года две «тридцатьчетверки» прибыли на Ивановскую площадь Кремля. После доклада Кошкина Сталину танки разъехались: один – к Спасским, другой – к Троицким воротам. Не доезжая до ворот, они круто развернулись и понеслись навстречу друг другу, эффектно высекая искры из брусчатки. Новые машины вождю понравились.

Поскольку танкам не хватало для серийного производства еще 3000 км пробега, обратно в Харьков они вновь отправились своим ходом. Под Орлом один из танков съезжает в озеро, и конструктор, стоя в ледяной воде, помогал его вытаскивать, в результате чего заболел пневмонией и умер в сентябре 1940 года.

Шахтер

Шахтера-стахановца Манизер ваял со своего студента, Михаила Павловича Крамского. О нем мне известно лишь то, что он был во время войны тяжело ранен и вывезен в Нижний Тагил. Впоследствии основал там Музей изобразительных искусств и художественное училище, стал почетным гражданином города, где установлено несколько памятников его работы.

Стахановское движение началось с рекордной смены забойщика Стаханова на одной из шахт в Луганской области. За пять часов сорок пять минут Стаханов нарубил сто две тонны угля, что в то время соответствовало четырнадцати нормам. Правда, он, как забойщик, только вырубал уголь, а остальную работу (крепление шахты, погрузку) осуществляли шедшие за ним крепильщики, хотя пропаганда приписала весь добытый за смену уголь лично Стаханову. В этом, собственно, и заключалось новшество, придуманное совсем не им.

Почему на роль нового героя был выбран именно Стаханов? Конечно же, начальством предварительно был проведен, как сказали бы сегодня, кастинг среди шахтеров. Один – не подходил по возрасту, другой закладывал за воротник, третий оказался политически неграмотным. Остановились на двух кандидатах, оба (вторым был Мирон Дюканов) – молодые, с «советской» внешностью и нужной биографией. Но героем мог стать только один.

Когда-то Валерий Аграновский поделился со мной выдуманной им теорией «штатного расписания» советского общества. Смысл ее был в том, что ключевые персонажи советской политики жили на основе «штатного расписания», вместо должностей в котором стояли фамилии. К примеру, кто бы в Советском государстве ни занимал должность Ленина (неформального главы государства, нацлидера), ему оказывались почести как Ленину. Возникшую в год открытия метро (1935) должность Стаханова занял сам Стаханов.

31 августа 1935 года вся страна из газеты «Правда» узнала о подвиге Стаханова. В телеграмме с шахты не было указано полное имя героя, а только инициал «А», и журналисты, недолго думая, решили назвать его Алексеем. На следующий день, когда выяснилось, что он с рождения был Андреем, об ошибке доложили вождю. Сталин ответил: «Газета „Правда“ ошибаться не может». Пришлось Стаханову менять паспорт. Впрочем, не могу ручаться за достоверность этой истории, передававшейся в те годы из уст в уста, поскольку документальное ее подтверждение не обнародовано.

17 ноября 1935 года на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц – стахановцев Сталин произнес знаменитую фразу: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится. Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас».

В следующем году Стаханов был избран депутатом Верховного Совета. По указанию Сталина его взяли на работу в Москву и поселили в знаменитом «Доме на набережной». Он переехал в столицу вместе с новой женой – 14-летней харьковчанкой Галиной Бондаренко, с которой он познакомился на школьном концерте. «Со сцены мама пела песню „Соловей мой, соловей“, а голос у нее был просто пленительный, – рассказывала ее дочь Виолетта Стаханова. – Надо сказать, что мама была с уже оформившимися формами, как говорится, кровь с молоком. Когда Стаханов узнал, что она учится в восьмом классе, сильно приуныл. Ему-то было уже тридцать. Но дед подсобил. Понимая, что дочь будет жить у Стаханова как у Христа за пазухой, он поспособствовал, чтобы „кровинушке“ приписали в свидетельстве о рождении два года».