Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые

И ведь убежал. Бежать из «Крестов» Железнякову помогла его 17-летняя возлюбленная Люба Альтшуль. За год до того, в 1916 году из маленького Мозыря Люба приехала в Питер делать революцию. «А что ей еще оставалось делать – ехать делать революцию для молодежи было так же естественно, как сейчас отправляться завоевывать столицу, – рассказывал ее сын Юрий Альтшуль в 1995 году корреспондентам „Общей газеты“. – Она приехала в Питер шестнадцати лет и сразу поступила на патронный завод Барановского. – А на заводе Барановского работали одни молодые девицы, и балтийские матросы – в общей массе анархисты, ходили туда, как в парк – знакомиться с девушками. Вот ей и выпало на долю ближе всего сойтись с этими горлохватами»[22]. Правда, согласно семейной легенде, услышанной мной от ее внуков, Любу, веселую хохотушку и певунью, захватили с собой из Мозыря заезжие анархисты. Будто бы матрос Железняк унес ее оттуда на плечах – Люба была маленького роста, всего 156 сантиметров. Но этого, понятно, быть не могло – в 1916 году он служил кочегаром на Черном море.

Любовь Альтшуль не оставила воспоминаний, в отличие от другой анархистки – Надежды (Эстер) Улановской, внучки раввина, примерно тогда же уехавшей из Бершади. «Все в местечке меня раздражало и возмущало, – вспоминала та. – …В местечке не происходило ничего красивого, ничего интересного. Люди жили только заботой о хлебе насущном. Я понимала, что этого хлеба насущного действительно не хватало, но я считала, что за лучшее будущее надо бороться, а они ни о какой борьбе не помышляли». Можно предположить, что Люба, дочь учителя иврита, испытывала сходные чувства. Правда, Мозырь – это все же не обычное местечко, хотя евреи там и были в большинстве – 8 синагог, иешива, народное мужское еврейское училище. Действовал боевой отряд Бунда, в октябре 1905 предотвративший неминуемый погром.

Улановская, в ту пору шестнадцатилетняя анархистка, приехала в Одессу из местечка после Февральской революции и участвовала в просоветском подполье, распространяла листовки. Здесь она повстречала будущего мужа – Александра Улановского (Израиля Хайкелевича), тогда – анархо-синдикалиста. Вместе с ним она в 1928 году поступит на службу в Разведупр РККА, и будет работать в Шанхае под началом Рихарда Зорге в качестве радистки.

…Свидание с Железняковым в «Крестах» Любе не разрешили, хотя она и сказалась его невестой. Тогда Люба прямо перед окнами тюрьмы махнула платком в их сторону. Решив, что та подает кому-то сигналы, казак замахнулся на девушку плеткой. В ответ она обозвала его «опричником», он, в свою очередь, выхватил шашку из ножен. За всей этой сценой с интересом наблюдали из окон заключенные, многие из них – анархисты.

С «политическими» тюремная администрация обращалась аккуратно, стараясь особо не обижать. «Вот сегодня вы в тюрьме сидите, – говаривал один из надзирателей, – а завтра, может быть, министрами станете». Так оно и вышло – сидевший в те же месяцы Лев Троцкий через некоторое время стал наркомом.

Тюрьма бурно отреагировала на происходящую на ее глазах сцену. Дабы успокоить арестантов, Любе и Железнякову разрешили свидание. Одно, потом другое. Постепенно к ней привыкли и оставляли на свидании одних. Тогда Люба принесла «жениху» маленький браунинг. И еще стальную пилку в хлеб засунула.

В начале сентября он бежал из «Крестов». Перепилив решетку и отогнув ее прутья, Железняков спрыгнул из камеры на крышу соседнего корпуса, оттуда перебрался на крышу другого, совсем близко от дороги и спрыгнул с 7-метровой стены. Там его ждал автомобиль. Вместе с ним бежал другой анархист – Владимир Семенов, позже расстрелянный Московской чрезвычайкой.

Октябрьская ночь

После побега Железняков укрылся в Кронштадте и вернулся в Петроград во главе отряда матросов 24 октября 1917 года для участия в Октябрьском перевороте. «Из-за острова Кронштадта на простор Невы-реки, – пелось в частушке, – выплывает много лодок, в них сидят большевики». И, само собой, анархисты.

Вечером отряд Анатолия Железнякова по приказу Военно-революционного комитета захватил здание телеграфного агентства, а следующим вечером – в составе сводного отряда матросов Балтийского флота штурмовал Зимний дворец. В изданных в советское время книгах писали, что он вместе с Антоновым-Овсеенко арестовывал членов Временного правительства, но так ли было на самом деле, точно не известно.

Сам штурм начался после сигнала – выстрела «Авроры», хотя и не сразу. Между прочим, это Железняков, по воспоминаниям его друга, комиссара Центробалта Николая Ховрина, доложил Свердлову, что у «Авроры» нет прицелов для стрельбы боевыми снарядами. Только холостые.

В штурме Зимнего, закончившегося тем, что большинство его защитников просто разошлись, участвовали больше 10 тысяч человек, из них свыше 7 тысяч – солдаты и матросы, и три с лишним тысячи рабочих-красногвардейцев.