Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые

В Пертоминском лагере 18 ноября 1922 года Любе дали отпуск – с правом выезда на родину в Мозырь, чтобы отвезти заболевшего туберкулезом сына на лечение в Сухум, где жили ее родственники. Тогда это было возможно – времена были вегетарианские. Согласно архивной справке, «из отпуска Альтшуль Л.А. вовремя не вернулась». На самом деле, как следует из архивных документов, она просила продлить отпуск, и в декабре 1922 года от имени Комитета помощи заключенным за нее ходатайствовала Екатерина Павловна Пешкова, первая жена Максима Горького. «По справке 23.XII.22 отказано».

В Архангельск она вернулась вместе с сыном. Тем временем известный нам Кедров ликвидировал Соловецкий монастырь и создал там Соловецкий лагерь принудительных работ, впоследствии – Соловецкий лагерь особого назначения. Туда одной из первых – на один год – попала Люба. Согласно постановлению комиссии НКВД от 7 сентября 1923 года, ее отправили на Соловки за соучастие в побеге анархиста Ивана Чарина из архангельского концлагеря. Как именно Люба содействовала его побегу, не известно. Известно лишь, что побег оказался неудачным, Чарина приговорили к трем годам лишения свободы и тоже отправили на Соловки, где заключенные анархисты избрали его своим старостой. Упоминание о нем есть в «Очерках о Соловках» эмигранта Ивана Савина. «Заключенные умирают совершенно беспомощно, главным образом от цинги, туберкулеза, систематического недоедания, малярии, разрыва сердца. Очень много случаев психических заболеваний (много шуму наделало сумасшествие анархиста Чарина)».

Как рассказывал Юрий Альтшуль, «когда оглашающие приговор товарищи ей сообщили, что она не может взять с собой на Соловки ребенка, Люба начала сына душить. Сказала, что задушит на глазах высокого собрания, если им не разрешат поехать вместе». Ей разрешили. Люба поехала на Соловки с большой медной ванночкой – чтобы купать ребенка. В его памяти сохранилось, как «то один, то другой из конвоиров заходил в своих высоких сапогах в море почти по колено и на штык накалывал плавающие вокруг морские звезды». У них дома в Москве, в Мажоровом переулке «еще долго хранились эти высушенные звезды с дырками посередине».

Другая анархистка

Могло быть и хуже. Спустя семь лет еще одна анархистка, Евгения Маркон[42] – попала туда же, на Соловки, за то, что готовила побег оттуда мужа, «анархиствующего литератора» Александра Ярославского. Ее история примечательна тем, что Евгения, профессорская дочь, гимназистка-революционерка, по идейным соображениям в 1928 году «пошла в шпану». Ночной квартирой девушки стала трамвайная будка на месте будущей станции метро «Площадь Революции». А днем 26-летняя выпускница философского факультета Петроградского университета «стала ходить по зубным врачам и в прихожих обшаривала карманы висящих там пальто, ища оставленных по карманам денег, и, когда удавалось незаметно проскользнуть в дверь, – выносила и самые пальто, шапки, шляпы». Оказавшись на Соловках за приготовление побега заключенного, она – согласно приговору выездной сессии Коллегии ОГПУ – «систематически вела антисоветскую агитацию среди заключенных, старалась вызвать у последних антисоветское настроение, призывая их к отказу от работ, написала на груди „смерть чекистам“ и ходила с этим лозунгом». Расстреляли ее еще и за то, что однажды от слов перешла к делу и запустила булыжник в одного из лагерных начальников.

Отец ГУЛАГа

В тот же год, когда Люба попала на Соловки, там оказался примечательный арестант, в будущем сыгравший огромную роль в становлении всего ГУЛАГа. Одесский коммерсант Нафталий Френкель, в свое время сотрудничавший с Мишкой Япончиком и, как и тот, участвовавший в нескольких боях Гражданской войны, после ее окончания создал собственную банду. Осудили же его (смертный приговор в последнюю минуту был заменен десятью годами) за вымогательство и за контрабанду. Правда, всю контрабанду, как нам известно от Ильфа и Петрова, делали в Одессе, на Малой Арнаутской улице. Так вот, это не кто иной как Френкель создал на той самой Малой Арнаутской артели, где шили модную одежду под маркой известных европейских фирм.

Появление Френкеля на Соловках стало началом ГУЛАГа. До этого лагеря использовались только для изоляции «врагов народа», а по инициативе Френкеля на Соловках заработали мастерские по пошиву обуви и одежды. Он убедил лагерное начальство, что система лагерей может стать источником поступлений в казну.