Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые

Немногим позже его поставили руководить строительством Беломорканала, где работало до 100 тысяч заключенных, а смертность достигала 700 человек в сутки. Приведу рассказ современника о том, как ему удалось не дать присвоить свою славу другим. «По каналу решил проехать Сталин… Его сопровождал Ягода. Рассказы Ягоды были, наверное, немногим интереснее стандартных газетных статей. Сталин скучал. Вдруг на одной из пристаней, вопреки всем предосторожностям, появился начальник работ. По замешательству и какому-то необычному, хотя и прикрытому, оживлению Сталин понял, в чем дело, и велел впустить его на пароход. И дальше Френкель, обладавший емкой памятью и хорошей, образной речью, рассказал Сталину о работах, о местности – и произвел на него огромное впечатление. Сталин приказал дать ему орден Ленина и генеральское звание (дивизионного инженера)»[43].

Френкель прожил долгую жизнь и умер в своей постели, в отличие от того же Дыбенко. Тому в конце 1930-х, в преддверии расстрела, было поручено курировать выполнение плана заготовок древесины в системе ГУЛАГа. После чего его обвинили в участии в военно-фашистском заговоре в РККА вместе с Тухачевским, которого он сам незадолго до этого – в составе специального судебного присутствия – отправил на расстрел.

Мажоров переулок

С 1924 года Люба живет в Москве, вместе с семьей сестры и сыном, в двух комнатах коммуналки бывшего барского дома с мраморным камином в Мажоровом переулке. Родителям удалось эмигрировать – в семье сохранилось воспоминание, как отец из окна отходящего поезда двумя руками показывал фигуры из трех пальцев покидаемой родине.

Любе было всего 23 года, столько, сколько и студенту из смеляковского стихотворения. Почему-то я представляю Любу, которая, по словам родных, была веселой хохотушкой, похожей на воспетую Ярославом Смеляковым ее тезку.

«Посредине лета
высыхают губы.
Отойдем в сторонку,
сядем на диван.
Вспомним, погорюем,
сядем, моя Люба,
Сядем посмеемся,
Любка Фейгельман!
…
Мне передавали,
что ты загуляла —
лаковые туфли,
брошка, перманент.
Что с тобой гуляет
розовый, бывалый,
двадцатитрехлетний
транспортный студент».

Когда ей было немногим за тридцать, Люба вышла замуж, вскоре у Юрия появились брат и сестра.

«…Стираная юбка,
глаженая юбка,
шелковая юбка
нас ввела в обман.
До свиданья, Любка,
до свиданья, Любка!
Слышишь?
До свиданья,
Любка Фейгельман!»

Люба поступила работать в химическую артель, где «за вредность» платили приличные деньги, и, возможно, вместе с сестрой Раей занималась «общественной работой». У Раиных детей сохранилась выданная 15 сентября 1935 года справка. «Дана т. Афанасьевой Р.О. в том, что она в течение двух лет работала по заданию Ленинского Р.С. СВБ в качестве организатора ячейки СВБ по неорганизованному населению». СВБ – это Союз воинствующих безбожников, а представитель «неорганизованного населения» – занимавшая одну комнату в той же коммуналке соседка Наталья Александровна, у которой в «красном углу» были иконы и лампадка.

Юрий Альтшуль вспоминал, что, начиная с его дошкольных лет, в гостях у матери бывало много матросов. Он «плохо слушал их рассказы – дети обычно равнодушны к родительской жизни». Единственное, что ему запомнилось – рассказы о матросе Железняке. Слышанные в детстве, задолго до того, как запели песню о матросе-партизане. Когда он впервые ее услышал, в памяти всколыхнулись материнские байки, и он спросил у матери, не тот ли это Железняк, которого часто вспоминали ее гости. Отвечала она уклончиво. Люба опасалась нового ареста, предполагая, что поводом может стать ее дружба с «врагом народа» Дыбенко, другом Железнякова. Останься тот жив, схоже могла сложиться и его судьба.

В 1939 году Юрия призвали в армию. Он успел поучаствовать в «той войне незнаменитой» – с финнами на Карельском перешейке. Когда началась новая, большая война, поступил в военное училище и в ноябре 1941 года, после ускоренного курса, уже воевал под Москвой. В феврале 1942 года участвовал в танковом десанте в тыл немецких войск на Варшавском шоссе. Один из эпизодов того десанта он позже описал в повести «Взвод лейтенанта Железнякова»: «…Не каждому на войне выпадает счастье умереть за город, хотя бы и за малый. Чаще, намного чаще солдатская жизнь обрывается в бою за бугор, за опушку леса, за безымянный мост на безымянной дороге. Тысяча сто пятьдесят четвертому полку повезло. Он должен был умереть за город Юхнов»[44].