Какая музыка была!

Нам котелками
                       нынче служат миски,
Мы обживаем этот мир земной,
И почему-то проживаем в Минске,
И осень хочет сделаться зимой.

Друг друга с опереттою знакомим,

И грустно смотрит капитан Луконин.

Поклонником я был.

Мне страшно было.
Актрисы раскурили всю махорку.
Шел дождь.
Он пробирался на галерку.
И первого любовника знобило.

Мы жили в Минске муторно и звонко.

И пили спирт, водой не разбавляя,
И нами верховодила девчонка,
Беспечная, красивая и злая.

Наш бедный стол

                          всегда бывал опрятен —
И, вероятно, только потому,
Что чистый спирт не оставляет пятен, —
Так воздадим же должное ему!

Еще война бандеровской гранатой

Влетала в незакрытое окно,
Но где-то рядом, на постели смятой,
Спала девчонка
                       нежно и грешно.

Она не долго верность нам хранила —

Поцеловала, встала и ушла.
Но перед этим
                      что-то объяснила
И в чем-то разобраться помогла.

Как раненых выносит с поля боя

Веселая сестра из-под огня,
Так из войны, пожертвовав собою,
Она в ту осень вынесла меня.

И потому,

               однажды вспомнив это,
Мы станем пить у шумного стола
За балерину из кордебалета,
Которая по жизни нас вела.

«Что ж ты плачешь, старая развалина…»

Что ж ты плачешь, старая развалина, —
Где она, священная твоя
Вера в революцию и в Сталина,
В классовую сущность бытия…

Вдохновлялись сталинскими планами.

Устремлялись в сталинскую высь,
Были мы с тобой однополчанами,
Сталинскому знамени клялись.

Шли, сопровождаемые взрывами,

По всеобщей и ничьей вине.
О, какими были б мы счастливыми,
Если б нас убили на войне.

Люди сентября