Какая музыка была!

Ты неспокойно спишь и чьи-то имена
С надрывом повторяешь, и меня
По имени зовешь. Ты нездорова.
И родина твоя опять больна,
И обе вы без дома и без крова.

Но кровь сильней, чем кров,

                                           и матери твоей
Навек подарена
Сухая тень кладбищенских ветвей,
Сосна Самарина.

В закрытом небе снег почти стоит,

И неподвижно самолет летит
К скудельнице, где твой отец лежит
В лыткаринском холодном глиноземе,
В своем последнем доме,
Под спудом самородных, мелких плит.

«Что же все-таки потом?..»

Что же все-таки потом?
Может, сызнова потоп…
Орегонский ливень длинный,
Дождь Юджинский обложной,
Ворон, голубь, лист маслины,
На плоту безгрешный Ной.

Может, Лотова жена

Скоро вновь по вышней воле
Будет преображена
В столп, изваянный из соли.
. . . . . . . . . . . . . .
Кто кого опередит
Бунт российский или спид…

Толпа

Я, конечно, ничто,
                           производное скуки и лени,
Но величье мое
                        в грандиозности той клеветы,
Тех нападок неслыханных и обвинений,
Эшафот из которых воздвигла на площади ты.

Все величье мое

                        только в том,
                                           что, меня обличая,
Долго тешилась ты небывалой напраслиной
                                             и клеветой, —
И мое же ничтожество в том, что, тебе отвечая,
Плоть от плоти твоей,
               я вступал в пререканье с тобой.

«Может родина сына обидеть…»

Может родина сына обидеть,
Или даже камнями побить,
Можно родину возненавидеть.
Невозможно ее разлюбить.

Издалека

По Леонтьеву – возраст империй,
А по утренним сводкам – потери,
А потерю попробуй, верни.

Часть проезжая скована льдом.

И в Лебяжьем проулке седом
Дом доходный, Миха́лковский дом,
Повидал всевозможные виды
И стоит, опираясь с трудом
На старинные кариатиды.

Тьма кромешная. Грохот и вой.

И накрыто волной штормовой
Побережье Флори́ды.

«Потомки праха, чада пыли…»

Потомки праха, чада пыли,
Вам всё на свете все равно.
Вы на иконах молотили
Зерно.

И, лихо пле́велы отвеяв,

С холма зубчатого Москвы
На разночинцев и евреев
Российский грех сложили вы.

Вы, хамы, обезглавив храмы

Своей же собственной страны,
Создали общество охраны
Великорусской старины.

1962

Набросок

О, если б я прямей возник…

Б. Пастернак

1

Всю жизнь мелькали страны, города, —
И расставались мы с тобой немало…
Такой разлуки долгой никогда
Почти за полстолетья не бывало.
Ах, лет назад почти что пятьдесят
В анапесте, Некрасовым испетом,
Просил, чтоб камни, что в меня летят,
В тебя не попадали рикошетом.
Но там, где жизнь светла и хороша,
Тебе за то лишь только, что была ты
Моей душой, не избежать расплаты,
Любимая моя, моя душа.

2