Какая она, Победа?

— А-а-а. Понятно. А говорили, не платят. А я ж знаю, не может такого быть… Кто ж тогда полезет?..

Майда-Адыр. Вселенский съезд

В пять утра въехали во Фрунзе. Никак Балинский не ожидал, не надеялся, что доберется всего лишь за ночь. Так опасался, что его случайные попутчики вдруг вспомнят об усталости и надумают где-нибудь заночевать…

Нет, обошлось. Очень уж, видно, рвались эти таш-кумырские парни на Иссык-Куль Под конец начали и его уговаривать; поехали, дескать, с нами, отдохнешь, покупаешься, это Алитет может уйти в горы, а горы, они никуда не уйдут…

Толя спрыгнул с подножки, сбил с ботинок на чистый столичный асфальт белую каменную пыль великого киргизского тракта, помахал тронувшейся попутке.

— Ну, для начала сойдет. Не сглазить бы!

И, взвалив рюкзак, направился вверх по улице Советской, совсем еще безлюдной и пустынной. К Стрельцову.

…Геолог-альпинист — сочетание редкое. А тем более геолог-полевик.

Таких в Киргизии только двое и есть: Паша Зайд в Оше да здесь, во Фрунзе, Стрельцов. Что удивительного, гор геологам хватает и без альпинизма. И человек, всеми правдами и неправдами выкраивающий из своего скудного бюджета времени несколько недель для того, чтобы опять-таки забиться в горы, разве что еще более высокие и нехоженые, может показаться и странным, и чудаковатым, и уж в любом случае «не как все». А Стрельцов, он и в Киргизии оказался ради гор. Учился в московском геологоразведочном, однажды получил путевку в альпинистский лагерь «Ала-Арча». Увидев Ала-Арчу, Тянь-Шань, ни о каком другом районе страны для житья, для работы уже не думал. И хотя после защиты диплома попал по распределению в Казахстан, решил там долго не задерживаться и при первой же возможности перебрался в Киргизское геологоуправление.

Так стал фрунзенцем, познакомился с киргизскими альпинистами. Теперь горы были под боком, но каждое восхождение, сборы, экспедиция — все это оставалось для него проблемой, которую не так-то легко было всякий раз решать. Ведь он геолог. Он съемщик. А для съемщика самая горячая пора — лето, и если летом не успеть покрыть точками наблюдений свой лист — значит, не составить карту, не написать отчета, и это за него никто не сделает, какие бы авторитетные «освобождения» от работы ни выдавал ему для участия в экспедициях Комитет по делам физкультуры и спорта.

И все-таки в экспедиции он ездил. А после восхождений, подчас даже не заезжая домой, мчался в партию, чтобы без всякой передышки, даже не подлечив прихваченных морозом пальцев, сбитых пяток и обожженных губ, уйти в маршруты, просиживая ночи напролет над собранным материалом, боясь запустить «камералку». Благо еще, что он гидрогеолог, что картирует впадины, а здесь, в предгорьях, снег ложится поздней осенью. Так появляется возможность наверстать то, на что не хватило лета. И в этом тоже была своя прелесть, свое очарование — очутиться после снега и льда в прокаленных солнцем пустынных предгорьях Прииссыккулья, среди багряных, малиновых обрывов, на острых, сморщенных, как печеное яблоко, гребнях, в разрывах которых ярко синеет драгоценная иссык-кульская лазурь.

Застать Женю дома надежд было мало. Но он оказался-таки дома, приехав из партии буквально накануне. Женя выскочил на стук как был, в одних плавках, худой, нескладный, черный от загара, и его всклокоченная борода жаждала ножниц. Приветственно сверкнул очками, захохотал.

— А кто это к нам пришел? А кто позвоночник свой ухайдокал?

Обнялись. Засели за чай. Начались вопросы и ответы, зиму не виделись, а письма писать — нет, это занятие не для них. Как спина? Как это случилось, чушь какая-то! Ладно об этом, как Эля, вышли они на маршрут, что слышно?.

Стрельцов о Насоновой ничего не знал. Для него вообще новость, что Тустукбаев ушел на «Корею», ведь Тук собирался на Победу вместе с ними!

Надеется успеть и там и здесь? Ну Тук!

В десять пошли звонить. Галкину: в это время, в семь по-московски, Тимофеевича мвжно еще поймать. Поймали. Они догадались об этом, поскольку телефон был без конца занят, и им понадобилось терпение, чтобы дозвониться до Москвы, чтобы услышать этот напористый, охрипший голос:

— Вас слушают! Галкин. Здравствуй, мой хороший, здравствуй, дорогой!

Ты во Фрунзе? Бери карандаш, записывай.

Виктор щедро выдал целый реестр указаний, и они несколько дней провели в бегах, доставая газовые баллоны, недостающие продукты, кое-что из снаряжения. Затем сели в такси и уехали в Пржевальск. Начали прибывать люди, экспедиция была громоздкой, она трогалась с места рывками, как перегруженный состав, и даже такой самозабвенный толкач, как Тимофеич, нет-нет да и пробуксовывал на месте.

Из Пржевальска выехали не сразу. Зато над Сары-джазом катили со свистом, и щебень из-под колес летел прямо в реку, не касаясь стен пропасти.

Иногда хотелось постучать в кабину и в самой доступной форме дать водителю понять, что они не так уж и спешат. В самом деле, стоит ли мчать сломя голову, чтобы затем на поляне Майда-Адыр целую неделю слоняться из палатки в палатку в ожидании вертолета и переброски на ледник Дикий?