Какая она, Победа?

Впрочем, занятие, конечно, находится каждому. Штурмовые группы уже определены, так что можно готовиться. Кто колет орехи и смешивает их с медом, кто гильотинирует воблу и перекладывает содержимое стеклянных банок в надежный полиэтилен, кто режет и маркирует веревку, кто подбивает триконями шекльтоны, кто малюет на ящиках фамилии руководителей групп и места забросок: «Хан-Тенгри», «Базовый лагерь», «Перемычка пика 6744».

Не дает грустить и Николай Иванович Шалаев. Всех тоскующих он подводит к высокому штабелю общественного груза, который тоже нужно привести в более транспортабельный вид. Спорить с Шалаевым не осмеливается никто.

В лице этого человека, отнюдь не склонного так просто транжирить время, слова и улыбки, экспедиция «Буревестника» имела не только одного из своих ветеранов, не только начальника спасательной службы, но и главного хозяйственника, а что еще более важно — кормильца. В свои сорок четыре года этот суровый столяр Московского почтамта перевидал многое. В сорок шестом демобилизовался из армии, в сорок восьмом местком выделил ему месячную путевку на Кавказ, и он таким вот совершенно случайным образом попал в альпинистский лагерь. С тех пор — и уже не случайно — каждое лето проводил в горах. В пятьдесят четвертом, имея два призовых места за траверс Домбая и траверс Коштан-Тау-Цурунгал, стал мастером спорта.

Ходил с Вано Галустовым, затем с группой Кузьмина — Овчинникова, с Евгением Ивановым, с Евгением Таммом. В течение многих лет осваивал районы пика Коммунизма, пика Ленина, пика Евгении Корженевской, Хан-Тенгри. Работал в совместной советско-английской экспедиции, ходил на пик Содружества с Джоном Хантом, ходил с чехословацкими альпинистами, был заместителем начальника альпиниады на пик Ленина в 1967 году, где одних иностранцев насчитывалось более семидесяти человек… Шалаев в выгоревшей рабочей спецовке, в таких же вытертых, с пузырями на коленях штанах, он хмур; озабочен, тем неожиданней улыбка его краем солнышка изза туч, — Николай Иванович, — кричат от палаток, — какие будут указания?

— Указания ледорубом, — отвечает Шалаев, — ну кто картошку чистить?

Чуть ли не ежедневно на поляну Майда-Адыр, с давних пор облюбованную альпинистами посреди пустынного раздолья Иныльчекской долины, прибывают все новые и новые экспедиции. Казалось, все лучшие команды страны решили засвидетельствовать свое почтение лагерю на Иныльчеке, который тотчас же превратился в эдакую оживленную привокзальную площадь. Вселенский съезд. Люди из Чимкента, из Ленинграда и Петропавловска-на-Камчатке, из Днепропетровска и Челябинска, из Москвы, из Кабардино-Балкарии, из Фрунзе… Да, такого в районе грозной Победы еще никогда не было. Только на траверс претендуют три команды, каждая заявив свой маршрут для участия в первенстве СССР.

Несколько групп поднимется на Победу со Звездочки. Несколько — с ледника Дикий. Впервые пойдут на Победу женщины — Люся Аграновская из Петропавловска-на-Камчатке и Галя Рожальская из Челябинска.

— Парни, на Победе будет давка… — Да нет, на Победе давки не будет.

Игорь Цельман. Рейс на ледник Дикий

Работать с экспедицией «Буревестника» должен был экипаж Игоря Цельмана из Алма-Аты; Альпинисты знали вертолетчика Панферова, особенно после эпопеи 1968 года; знали душанбинских вертолетчиков.

Цельмана не знал никто. Говорили только, что он отличился на спасательных работах во время прорыва озера Иссык, даже награжден орденом. Ждали его с опаской. Так много в судьбе экспедиции зависит от командира экипажа, что иные вертолетчики стали напоминать избалованных вниманием кинозвезд.

Выйдет иной из вертолета и даже по сторонам не смотрит. Знает: подбегут, будут упрашивать, заискивающе глядеть в глаза, ублажать. Да и то сказать, клиентов много, а он один. А уж площадки, куда альпинистам надо, это и вовсе разговор особый. Если официально, так он и права не имеет лететь, вот так. Площадки эти нигде не значатся, никто их не принимал, высоты большие. И если он сядет, то только в порядке одолжения и под свою ответственность. А зачем ему это надо?

Игорь начал работу 15 июля. С группой разведки проутюжил ледник Дикий, выбрал площадку, сел, высадил ребят, делая все с завидной невозмутимостью и по первой просьбе. «Звезду» он явно не напоминал. Это был светловолосый, довольно-таки плотный парень в мешковато сидящих на нем брюках и в летней рубашке с засученными рукавами. Его широкое лицо выражало добродушие, лукавство, и если уж он кого-то напоминал, то скорей всего деревенского задиру, деревенского балагура откуда-нибудь из Прибалтики, который только и ждет, только и смотрит, что бы ему такое вытворить. Работал, однако, просто. Без фокусов. Без всяких там «визитных карточек». Он «таскал» буревестниковцев на ледник Дикий с прозаичностью пригородной электрички, затрачивая тридцать три минуты на полет туда и двадцать семь на полет обратно.