Какие они разные… Корней, Николай, Лидия Чуковские

В гимназии Таганцевой Лидия Корнеевна проучилась недолго, но запомнила ее на всю жизнь. Написала позднее: «С детства обливала слезами задачи на поезда, на водоемы и краны, на пешеходов, шагающих из пункта А в пункт Б. По милости этих пешеходов оставили меня на второй год в первом классе». Конечно, пешеходы тут не при чем, просто девочка не хотела заставить себя заниматься тем, что ей не нравилось.

В обучение Лидии Чуковской вмешался Октябрьский переворот. Пришедшие к власти большевики 31 мая 1918 года выпустили постановление о введении во всех учебных заведениях страны совместного обучения мальчиков и девочек. Гимназию Л. С. Таганцевой объединили с Тенишевским реальным училищем. Новое образовательное учреждение называли 15-й единой трудовой школой. Тогда это была лучшая средняя школа въ Петрограде. Поэтому именно в нее отдал своего сына Степана (Стефана), который был на полтора года моложе Лидии Корнеевны, глава Петроградского Совета и председатель Совнаркома Союза Коммун Северной области Григорий Зиновьев. Чуковская вспоминала:

«На каждом общегородском собрании – партийном ли, комсомольском ли, ученическом или педагогическом клеймили нашу школу: не было в ней комсомольской ячейки! Грозно свирепствовала в своих начальственных речах Злата Ионовна Лилина, жена Зиновьева, тогдашнего первого секретаря петроградского обкома. Беда – преступление! – нашей школы была в том, что в Тенишевском издавна существовала традиция выборности: старосты, выбранные на основе “равного и открытого голосования”, составляли “Ученический комитет Тенишевского училища”, сокращенно УКТУ. “15-я трудовая” продолжала тенишевскую традицию. Демократия в советской школе! Этой антисоветчине следовало положить конец. Году примерно в 1923-м, а может быть, ранее, в 20-м или 21-м, пришел к нам учиться – а также и поучать! – Стёпа Радомысльский, сын Зиновьева и Лилиной. Иначе, чем “мелкобуржуазная сволочь”, он товарищей своих не называл. Всех до единого, кроме двоих сверстников, тех, кто прельстился удобоприменяемостью Стёпкиных партийных идей, а главное – сладостной возможностью кататься хоть изредка на Стёпкином мотоцикле. Этих двоих Стёпа и объявил комсомольской ячейкой. Мы с изумлением глядели на странную, никем не избранную троицу, которая почему-то пыталась командовать нами, нашим УКТУ и даже – “с марксистских позиций” – нашими преподавателями.

Однажды в погожий денек на большой перемене играли мы на школьном дворе в снежки. Внезапно с треском и грохотом пожаловал в школу Стёпа. Он был единственный, кто владел мотоциклом, единственный, кто являлся не к началу уроков, а когда вздумается, – весь с головы до ног в чем-то черном и кожаном. Заметив меня, он бойко спрыгнул с мотоцикла, прислонил его к стене под охраной мгновенно собравшейся комячейки и, весь овеянный бензиновой вонью, снимая на ходу черные кожаные рукавицы, пошел прямо на меня.

– Скажи, если не ошибаюсь, это ты здесь Чуковская?

– Я.

– Это твой папа крокодильчиков сочиняет?

– Мой.

– Та-ак, – протянул Стёпа, – нагло и презрительно щурясь. – Та-ак. Понятно. Можешь передать своему папеньке от имени комсомольской ячейки 15-й единой трудовой школы, что вещь эта идейно порочна.

(Это он произнес, конечно, не только от имени комсомольской ячейки – прямиком из уст своих высочайших родителей.)

– А скажи, пожалуйста, Стёпа, – спросил, распрямляясь, с обледеневшим снежком в руке Гриша Дрейден, товарищ мой по УКТУ, – скажи, пожалуйста, ты вот так хорошо разбираешься в классовом разделении общества, кроко-дильчики – они тоже принадлежат к мелкобуржуазному, или, может быть, к другому какому-нибудь классу?

Стёпа плюнул в сугроб и отошел к своим тело-мото-хранителям».

Стёпу Радомысльского в свое время носил на руках, качал на колене и даже, играя, подбрасывал к потолку сам В. И. Ульянов-Ленин. Он писал матери мальчика в сентябре 1916 года: «Дорогая Зина!.. Beste Grüsse[115] и привет Стёпке, который, должно быть, так уже вырос, что к потолку подбросить я его не смогу».

Мать Стёпы, гонительница сказки, 3. И. Лилина, которую Корней Иванович назвал в дневнике «акушёркой с повелительным, скрипучим, аффектированным голосом», ушла из жизни в 1929 году. Мужа ее, Зиновьева-Радомысльского, арестовали в декабре 1934 года и через месяц приговорили к 10 годам лишения свободы. Но это наказание изуверу Сталину показалось не достаточно суровым. В августе 1936 года состоялся новый суд, который назначил бывшему всесильному правителю Петрограда высшую меру наказания. А Стёпу, Стефана Радомысльского, который в то время, не имея постоянной работы, проживал в Керчи, арестовали 3 сентября 1936 года и привезли в Москву, где 8 марта 1937 года расстреляли.

В 15-й единой трудовой школе учились и дети бывшего генерала царской армии А. Н. Козловского. В 1921 году он командовал артиллерией Кронштадта. После начала мятежа бывший генерал вошел в штаб обороны города-крепости.