Какие они разные… Корней, Николай, Лидия Чуковские

Матвея Петровича арестовали в Киеве 6 августа 1937 года. Долго не удавалось выяснить его местонахождение. Только в конце августа 1937 года Чуковской удалось узнать: М. П. Бронштейн находится в Доме предварительного заключения. Началось выстаивание в очередях для того, чтобы передать продукты или деньги.

В Ленинграде мокрая погода

В конце февраля 1938 года Лидия Корнеевна, добравшись до заветного деревянного окошечка, протянула дежурному деньги и произнесла имя и фамилию мужа. Но ее рука была отстранена, Чуковская услышала: «Выбыл». Где же он? Срочно заняла две очереди – в Кресты и в прокуратуру.

В Крестах мужа нет. В прокуратуре сказали: «Приговор Матвею Петровичу Бронштейну вынесен выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР. Какой именно, узнаете в Москве, в Военной прокуратуре». В тот же день поздно вечером, с 12-часовым, выехала в столицу, вспоминала: «Утром, после второй бессонной ночи, я заехала к Любови Эммануиловне. Умылась, выпила кофе, оставила свой походный чемоданчик и отправилась на Пушкинскую, в Военную прокуратуру». Там услышала: «Матвей Петрович Бронштейн приговорен к 10 годам дальних лагерей без права переписки». А когда вернулась к Любарской, Любовь Эммануиловна сообщила: «Звонил Геша Егудин. Он просил вам передать слово в слово: “Ида и Люшенька переехали на Кирочную. А тебе не советую сейчас приезжать в Ленинград: погода мокрая, для твоих легких опасная”». Это означало, что за Лидией Корнеевной приходили сотрудники НКВД с ордером на арест. Ехать в Ленинград было опасно, но все же она поехала. К себе на квартиру не пошла и на Кирочную благоразумно решила не показываться, остановилась у друзей. Встретившись с отцом и всё с ним обсудив, поехала в Киев, к родителям мужа. 30 апреля написала отцу из столицы Украины:

«Милый папа. Сегодня вечером я уезжаю. Делаю это только для того, чтобы умерить твое беспокойство. На самом деле уезжать отсюда мне, по моему глубокому убеждению, не следует. Кроме того, жаль денег, жаль рабочего времени и более всего жаль сил. Но все это кладу к Вашим ногам, милорд. Ибо твое беспокойство действует на меня и на расстоянии. Пусть будет так.

Еду в Ялту. Там поселюсь в гостинице. Проживу дня 3. К Коле не поеду, но дам ему знать о своем существовании. Потом поживу в Алупке. Потом уеду обратно – может быть, пароходом до Одессы и поездом в Киев. Посмотрю.

Путевка, которая задерживала меня здесь, находится, наконец, у меня в кармане. Ее получением я обязана местному виртуозу блата, брату Митиной матери… В санаторий я должна явиться 16-го мая; значит, в Киев я вернусь числа 12, 13-го мая».

В это время Николай Корнеевич вместе с женой отдыхал в Крыму. 15 мая сообщил отцу:

«Мы второй день в Одессе, на Большом Фонтане. Здесь прекрасно – тихо, пустынно, солнце печет. Сегодня в первый раз выкупался. Этот украинский писательский дом отдыха находится в бывшей даче Федорова – ты, верно, знаешь. Здесь пока кроме нас никого нет.

Ехали мы из Ялты пароходом. Выехали в дождливый день, горы были скрыты туманом. А подъехали вчера к Одессе – порт, мол, маяк, корабли, город – все сверкало на солнце. Лида ехала с нами. На пароходе мы жили очень дружно. Мне кажется, Ялта несколько успокоила ее и отвлекла… Вечером я посадил ее в трамвай, она уехала на вокзал и оттуда отправилась в Киев».

Это письмо Чуковского-младшего – ответ на письмо отца от 3 мая, в котором Корней Иванович сообщал: