Позднее Лидия Корнеевна пояснила: «Чувствуя себя под надзором, А. А. вложила в тетрадь со стихами волосок – и он исчез. Она была уверена, что у нее в ее отсутствии сделали обыск».
«Записки об Анне Ахматовой» передают не только душевное состояние великого поэта, но и атмосферу того страшного времени. Этот документ трагической эпохи еще долго будут читать и перечитывать с чувством благодарности к автору.
В июле 1940 года доктор сказал Чуковской, что ей необходимо как можно скорее лечь в больницу и сделать операцию на щитовидной железе. После посещения врача Лидия Корнеевна записала в дневник: «…Сейчас я все равно не стану разводить всю эту канитель». Но когда домработницу Иду вызвали в Большой Дом и после допроса, продолжавшегося шесть часов, предложили ей сообщать о всех посетителях хозяйки, Чуковская, спешно собрав самые необходимые вещи, вместе с дочерью выехала в Москву, где легла в Институт экспериментальной эндокринологии.
А через месяц началась Великая Отечественная война.
Эвакуация
28 июля 1941 года Лидия Корнеевна вместе с семьями московских писателей выехала в Чистополь. Там состоялась ее встреча с истерзанной жизненными обстоятельствами Мариной Цветаевой. Ее даже в посудомойки не взяли. И никто из писателей, эвакуированных в Чистополь, не захотел ей по-настоящему помочь. 31 августа 1941 года Цветаева, самый пронзительный русский поэт XX века, добровольно ушла из жизни. О ее последних днях Чуковская рассказала в блестяще написанном очерке «Предсмертие».
15 октября 1941 года пришла телеграмма от Корнея Ивановича: «Чистополь выехали Пастернак, Федин, Анна Андреевна… Едем Ташкент». В этот же день Лидия Корнеевна записала в дневник: «Итак, мне суждено увидеть Анну Андреевну опять… Ахматова в Чистополе! Это так же невообразимо, как Адмиралтейская игла или Арка Главного штаба – в Чистополе».
До Чистополя Ахматова добралась через несколько дней.
«Вечером, когда мы уже легли, – отметила Чуковская в дневнике, – стук в ворота нашей избы. Хозяйка, бранясь, пошла отворять с фонарем. Я за ней.
Анна Андреевна стояла у ворот с кем-то, кого я не разглядела в темноте. Свет фонаря упал на ее лицо: оно было отчаянное. Словно она стоит посреди Невского и не может перейти. В чужой распахнутой шубе, в белом шерстяном платке; судорожно прижимает к груди узел.
Вот-вот упадет или закричит.
Я выхватила узел, взяла ее за руку и по доске через грязь провела к дому.
Вскипятить чай было не на чем. Я покормила ее всухомятку.
Потом уложила в свою постель, а сама легла на пол, на тюфячок».
В Чистополе они пробыли недолго. В двадцатых числах октября, получив деньги и необходимые бумаги от Корнея Ивановича, выехали в Ташкент.
Столица Узбекистана встретила неприветливо. При самом подъезде к городу, 9 ноября, Лидия Корнеевна записала в дневник: «Я оттолкнула Анну Андреевну от окна – мальчики-узбеки швыряют камни в наш поезд с криками: “Вот вам бомбежка!”»
Вышли из поезда и увидели Корнея Ивановича. Он был с машиной. Иду и детей (Люшу и Женю, сына Бориса Корнеевича) писатель отвез к себе, Ахматову и Чуковскую – в гостиницу. Потом каждая из них обзавелась собственной коморкой. Началась непростая ташкентская жизнь, приведшая к разрыву отношений.
Чуковская пыталась понять, что же произошло, в предисловии ко второму тому «Записок об Анне Ахматовой» написала: «Ее раздраженность, начавшуюся накануне тифа, я поначалу пыталась объяснить “тифозным чадом”. Но вот “чад” позади, Анна Андреевна, слава Богу, здорова; а обиды, наносимые мне, продолжаются. Насколько я понимаю теперь, Анна Андреевна не хотела со мною поссориться окончательно; она желала вызвать с моей стороны вопрос: “за что вы на меня сердитесь?” Тогда она объяснила бы мне мою вину, я извинилась бы, и она бы великодушно простила. Таков, кажется мне, был ее умысел. Но, к великому моему огорчению, совесть меня не мучила, никакой вины перед Анной Андреевной я найти не могла… Сколько ни крутила я ленту назад – я не находила и тени проступка. Сколько не перелистываю я теперь, сорок лет спустя! – листки “Записок” с осени 1941 по осень 1942-го – не нахожу».
В своих рассуждениях Лидия Корнеевна забыла о том, что с человеком расстаются не только из-за совершенного им проступка (ничего плохого, например, ей самой Цезарь Вольпе не сделал, но она с ним рассталась). Очень часто разрыв происходит из-за третьих лиц.
Тогда в Ташкент были эвакуированы писатели с семьями, артисты и другие деятели культуры. Многие из них стремились пообщаться со знаменитым поэтом. Оказавшийся в столице Узбекистана историк литературы Яков Черняк 14 июня 1942 года записал в дневник:
«Здесь Анна Ахматова.
К ней паломничество. В. Волькенштейн, живший одно время, вскоре после приезда сюда, рядом с нею, одно время даже в одной комнате, жалуется:
– Люди идут к ней – стаями; она вывешивает записку на двери: работаю. Не помогает. – Это выражение любви не кажется ему искренним: идут, потому что Ахматова в чести, признана властью, кажется влиятельной.
Артистка Ф. Раневская рассказала: записки с ее двери исчезают, потому что – автограф».