Чуковский хорошо запомнил слова старшего коллеги по перу: писатель должен писать и печатать написанное – там, где предоставляется возможность. 16 августа 1941 года «Правда» печатает его очерк «В воздухе и на земле», журнал «Звезда» – информацию с линии фронта «Воздушные бои» (1941. № 7/8), «Ленинградская правда» 20 ноября 1941 года – интервью с Героем Советского Союза капитаном Плотниковым «Как мы бомбили Берлин». И так на протяжении всей войны.
Слова же «высокого начальства» о скором получении нового назначения оказались не совсем верны. Новое назначение интендант 3-го ранга получил только в сентябре, и не в Таллине, а в Кронштадте. До этого была героическая оборона столицы Эстонии, затем трагическое отступление – по воде и по суше. Чуковский вспоминал:
«Переход нашего Балтийского флота из Таллина в Кронштадт в августе 1941 года – одно из самых героических и трагических событий войны. Моряки уходили на военных кораблях, гражданское население – на транспортах. Множество эстонцев уплывало на этой армаде, с женами и детьми… Корабли были переполнены, на палубах стояли, не было места, чтобы сесть. Пока грузили людей на корабли, немцы, прорвав нашу оборону, заняли всю верхнюю часть Таллина. Наша истребительная авиация, потерявшая аэродромы, действовала с узкой косы, вдававшейся в море. Краснофлотцы, контратакуя наседающих немцев, до последней минуты удерживали порт. Одной из этих контратак командовал Орест Вениаминович Цехновицер, в то время полковой комиссар, а еще месяц назад – ленинградский литератор, литературовед, книжный человек изысканных вкусов, исследователь творчества Одоевского, Достоевского и Федора Сологуба. Он поднял залегших краснофлотцев, повел их вперед и был убит.
В этом страшном переходе кораблей кроме Вишневского участвовало много моих знакомых и приятелей. Немцы начали бомбить корабли еще на таллиннском рейде и потом беспрерывно бомбили в течение всего перехода. Множество судов, самых разных, больших и малых, с разной скоростью хода, шли по открытой равнине моря. На море спрятаться невозможно, а прикрытия не было, – наши истребители, обладавшие малой дальностью полета и потерявшие все свои береговые аэродромы, не могли их охранять. Зенитный огонь в те времена был не очень эффективен; немецкие бомбардировщики пикировали на медленно ползущие корабли и бомбили, почти не рискуя. Они шли по небу волна за волной, сбрасывали бомбы и возвращались за новыми. Транспорты горели и тонули. Уцелевшие корабли останавливались, спасая тонущих, и сами гибли. Во время этого страшного перехода утонул мой приятель поэт Юрий Инге, сброшенный взрывной волной с палубы в воду. Поэт Николай Браун, которого я знал еще по салону Наппельбаумов, оказавшись в воде, проплавал больше двух часов; корабль, который его, наконец, подобрал, скоро сам был потоплен, и Браун опять оказался в воде; через несколько часов его снова подобрали и привезли в Кронштадт».
Журналист Лаганский
Сам Чуковский отступал по суше. Написал позднее:
«Вспоминая о нашем уходе из Таллина, я не могу не рассказать о Лаганском, моем спутнике. Еремей Миронович Лаганский был ленинградский литератор – журналист, очеркист, судебный репортер. В ленинградских литературных организациях его обычно избирали на различные хозяйственные должности, с которыми он хорошо справлялся. Свою журналистскую деятельность Лаганский начал еще до революции. У него в жизни была журналистская заслуга, которой он очень гордился, – будучи репортером одной газеты, он в предреволюционные недели обнаружил, что императрица Александра Федоровна тайно похоронила убитого Распутина в парке Александровского дворца в Царском Селе, перед своими окнами. Газета намекнула на это, и получилась сенсация, дня на три взволновавшая всю страну.