Каледонский безумец

– Ты так же будешь хлестать вино и пиво на пиру у Конхобара. И хвастать будешь вовсю. Ты богат, но ты неблагороден. А всадники, у которых до следующего набега ни коровы за душой, примутся слушать тебя, ждать, когда можно будет призвать к ответу за неосторожно сказанные слова. И вот ты похвалишься им мною. Погано похвалишься, бездушно, как всякая пьянь – будто могу я обогнать самых резвых коней, самую быструю ригову колесницу. И нашепчут в уши Конхобару свою страшную расправу – из лютой к тебе зависти. И приставят нож к твоему горлу и занесут меч над твоей головой. И пошлют за мной, и не дадут мне отсрочки, чтобы родить, грозя твоей смертью.

– Дорогая, ты что-то сказала? Прости, я далеко, я не расслышал. Ух, всё-таки вкусное вино взяли мы на ярмарке прошлым месяцем! Ты не могла бы снова повторить сказанное, только погромче? Дорогая?

– Разве тебя это остановит? Всё уже предрешено, и выбор сделан.

– Ладно, милая, в другой раз. Всё, я уехал, к утру жди!

– Ты вырастишь детей богини, Крунху, сын Ангомана. Но, узнав о том, как они появились на свет, они проклянут тебя.

Время вышло. Стать другим –

Не сейчас, не здесь.

У меня есть нюх на дым,

Нюх на мясо есть.

Дело катится к зиме,

Ночь – в своей красе.

При холёной, при луне

На охоту – все.

Мы ворвёмся наугад

В ваш зацветший бред.

Стая, думали, в разлад?

Не дождётесь, нет!

Будем рвать живую плоть,

Выпьем вашу кровь.

Меж деревни и болот

Ряженый остов.

Это вам за наших мам,

Это – за отцов.

Вы их гнали по флажкам,

Прячась от зубов.

Мало было нас тогда,

В половину – днесь.

Подгоняла нас нужда:

Мы хотели есть.

Вы ж растёте по часам,

Человечья вонь!

То, что ныне служит вам,

Наше испокон.

Но мы кровию пьяны,

Наш ответ един:

За тобой зачин войны,

Человечий сын.

Груды трупов у ворот,

Детский плач притих…

Мы уйдём, чтоб через год

Снова к вам прийти.

– Давай, брюхатая, жми! Догоняй залётных!

– Ишь как животом трясёт! Точно родит сегодня, не соврала!

– Юбку! Юбку рвёт на себе! Вы только гляньте, какие у неё ляхи!

– Обогнала! Ей-Дагда, конхобораву колесницу обогнала! Риговы кони глотают пыль! Риг, а, риг, тех ли ты запрягаешь в колесницу? Видать, эту бабу пристало бы тебе охомутать.

– Ага, в обоих смыслах!

Алчный рёв сотен пьяных, брызжущих похотливой слюной мужчин, перешедших грань, расправу над женщиной превративших в забаву, плюющих в священный источник жизни.

Молчащие в оцепенении женщины, которые даже помыслить не могли, что их мужья, отцы и сыновья ТАК поступят с роженицей, той, что готовит к появлению на свет новую жизнь. Было время, когда мужья в пору родов ложились рядом с жёнами и принимались стонать, кричать и делать вид, что корчатся в муках, только ради того, чтобы навлечь на себя хотя бы часть изматывающей боли, испытываемой их любимыми.

А сейчас этот пьяный сброд повскакивал с мест, окружил её, зашедшуюся в истошном протяжном крике, барахтавшуюся в луже собственной крови, и тоже принялся валяться по земле, перекатываясь с одного бока на другой, состязаясь в том, кто громче закричит – в насмешку! Грязную насмешку над умирающей богиней.

Кто-то считает, что боги действительно могут умереть. Но никто не задумывается о том, КАК боги могут умереть.

Они так хотят посмеяться над её мучениями? Что ж, это удовольствие можно и продлить. Люди, которых она любила и защищала, которым она подарила мудрость заботы о прекрасногривых созданиях. Сегодня эти люди растоптали её любовь, её веру в них. Сегодня они войдут в свою юдоль!

Последний страшный крик, и второй младенец появляется на свет. В крови, грязи и пыли оба они уже преданы заботам тех немногих женщин, которые прорвались сквозь толпу гадко гогочущих мужчин, перерезали пуповины, дали крохам впервые в жизни вдохнуть воздуха, спеленали и унесли подальше.

И на последнем своем вздохе она сказала:

– Мужи уладов! Я дарю вам то, чего вы сейчас добивались, смеясь надо мной, над моими муками, – дарю вам Недуг! Девять поколений кряду, едва нападёт на вас враг, будете вы немощны и не отразите набег. Уцелеет тот, кто скроется. Уцелеет сам – без женщины, без скота, без хлеба. Всё унесёт враг. Перед лицом страшных бед вы будете ничем – дичью, тушей, прахом! Можете уповать лишь на жён и сестёр своих! Станете стыдиться самих себя и смерти своей возжелаете на месте! Да будет так и так будет!

Это были последние её слова перед новой неизбежной смертью – людская глупость многое делает неизбежным.