Калейдоскоп

Женщины попрощались на улице. Дальше Хилари отправилась пешком. Свернула на Семьдесят вторую улицу, дошла до реки. Там в глубине сада стоял старый кирпичный дом. Живописное место.

Весь облик и повадка Хилари говорили — нет, кричали! — об одиночестве. В ней было что-то жесткое и решительное. Казалось, когда-то давно она возвела вокруг себя крепостную стену да так и прожила за ней все эти годы.

Джон в который раз почувствовал прилив сострадания к ней. И это чувство преследовало его, когда он шел к себе домой.

Они оказались почти соседями.

Да, Хилари существовала в каком-то мире, заполненном одной лишь работой. Правда, так могло лишь казаться со стороны. Может, она счастлива, может, у нее есть друг, возлюбленный… Нет, не похоже…

Джону безумно хотелось позвонить ей, протянуть руку помощи, стать ее другом, рассказать об Александре, которая помнит и любит старшую сестру. Еще не все потеряно… А может быть, ей уже ничего не нужно?

Он никак не мог уснуть — только метался по подушке и наконец от нечего делать набрал Сашин номер в Денвере. Она была у себя, только что вернулась из концерт-холла. Ноги ее замучили.

— Рад, что у тебя без перемен, — рассмеялся Джон.

Он боялся, что в прошлый раз он был с ней слишком резок. Саша все еще возбуждала его. Этим вечером ему ее не хватало.

— Может, приедешь повидаться со мной в Сан-Франциско? — спросил он.

— Не стоит.

Наступила долгая пауза.

— А что такое?

— Это расстроит кое-кого из моих партнеров.

Джон сел на кровати. Он был не дурак и уже играл в эти игры, правда, нельзя сказать, чтобы с удовольствием.

— Кого конкретно?

— Ну, я не знаю. Сейчас слишком позднее время для таких разговоров.

Джон расслышал отдаленный мужской голос.

— Это Доминик, или Пьер, или Петров?..

— Иван, — отчеканила Саша. — Растянул сухожилие и нуждается в моральной поддержке.

— Передай ему мои соболезнования. Но сначала объясни мне, что происходит. Я вышел из того возраста, когда человеку можно вешать лапшу на уши.

— Ты не понимаешь, что значит быть танцовщиком… перегрузки…

Знакомая песня! Джон снова откинулся на подушку.

— Что именно я не понимаю?

— Между танцовщиками существует солидарность.

— А, вот, значит, где собака зарыта. Тебе нравится Иван?

— Н-ну… да… Но это не то, что ты думаешь.

— Откуда ты знаешь, что я думаю, а, Саш? Ты настолько поглощена собственными переживаниями — твои ноги, твой зад, твои сухожилия, — что не способна прочесть мысли другого человека, даже если их напишут громадными неоновыми буквами.

— Ты несправедлив!

Она чуть не плакала. Впервые за много месяцев ему не было до этого дела. Один телефонный звонок — и все кончено. Он сыт по горло!

— Может, и несправедлив, детка, — мягко ответил он, — но я говорю правду. Кажется, нам пора выйти на поклон и красиво отступить, прежде чем в последний раз опустят занавес. Если я правильно понял содержание программки, четвертый акт только что закончился.

— Поговорим, когда я приеду.

— О чем? О твоих ногах? Или о солидарности танцовщиков? Саш, я не танцовщик, а мужчина, у меня ответственная работа, я живу полной жизнью и хочу делить ее с любимой и любящей женщиной. Хочу иметь детей. Можешь ты дать мне это?

— Нет, — честно призналась Саша. Ей ни в коем случае не улыбалось на целый год выйти из строя в связи с рождением ребенка, а потом тратить бешеные усилия на восстановление формы. — Неужели это так важно?

— Да, очень. Мне сорок два, у меня больше нет времени на забавы. Я уже отдал дань артистическому сообществу…

— Вот я и говорю — ты не способен понять, какие у нас нагрузки. Джон, неужели так уж необходимо иметь детей?

— Для меня — да. И потом есть еще множество других вещей, для которых в твоей жизни нет места. Прежде всего ты не нуждаешься во мне. И ни в ком другом. Будь честной сама с собой. — Она долго не отвечала, и Джону захотелось отключиться. Не о чем больше говорить. — Прощай, Саш. Не принимай близко к сердцу. Я тебе позвоню. Может, как-нибудь пообедаем вместе?

Она оставила в его квартире кое-какие вещи, но ему не хотелось ее видеть.

— Ты хочешь сказать, что между нами все кончено?

До него снова донеслись звуки мужского голоса. Они что, делят одну комнату? Ах, какая разница…

— Пожалуй, да.

— И за этим позвонил?

— Нет. Я это понял только что.

— У тебя другая?

Джон усмехнулся;

— Нет. — На самом деле в его жизнь вошли сразу три женщины, заполнили мысли и сердце. Но не в том смысле, как думала Саша. — Нет, — повторил он. — Никого конкретного. Не переживай.

С этими словами Джон Чепмен опустил трубку на рычаг и выключил свет. Впервые за много месяцев он чувствовал себя свободным.

Часть IV. Мегана

Глава 24

Перелет в Сан-Франциско оказался легким. Самолет приземлился в два часа дня по местному времени, так что к четырем Джон успел наведаться к Ребекке. Ее офис расположился в обветшавшем старинном особняке в викторианском стиле, в бедном районе на окраине города. Однако внутри дома Джона ожидал сюрприз: здесь царил порядок, обстановка была небогатая, но мебель подобрана со вкусом. Множество цветов в горшках и вазах создавали уютную атмосферу.