— Не прячемся! — достойно отвечал мальчик и на негнущихся ногах двинулся к дороге. — Наоборот. Не прячемся!
— Ты что там, Бек, искал? Почему без пальто? — продолжала допытываться учительница, и вдруг голос ее дрогнул. — Да ты поморозился!
Хромова схватила Бека за руки, сильно потерла, потом стащила с головы толстую шаль.
— Пойдем, сынок, скорее! — торопила женщина и тащила к дому. — Вот почему тебя на уроке не было! Да ты бы ко мне прибежал, горе ты малое.
Директор Хромов, разогретый по случаю мороза порцией водки, строго пилил дрова лучковой пилой. В ту пору березовый сушняк достать было совсем не просто, отапливали дома каменным углем, кизяком и всяким растительным хламом. Но Хромов изворачивался насчет дров — немое радостное пламя от горящих березовых поленьев напоминало о России, о деревенском доме, большой, уютной, как лето, печи с дверцей, а на дверце той, помнится, отлит всадник с копьем.
Лидия Ивановна пробежала с мальчиком мимо хромовского хлева с живностью, мимо высокого забора, за которым крякал, как селезень в панике, директор, раскалывая кругляши одной рукой.
— Сколько же ты там промучился, сынок! — спрашивала Лидия Ивановна и посреди теплой комнаты ботинки с мальчика стаскивала, потом растирала спиртом его побелевшие ноги, а Бек пил сладкий крепкий чай, в который было накапано немного зелья. — Думаю, домой отпросился, а он в сарае замерзает по своей глупости и по дурости старших!
Ничего приятного в отогревании том пока не было для Бека. Пальцы ног немедленно пронзительно взныли, а кто-то чужой ломал изнутри тело, втыкал в каждую мышцу маленькую знобкую иголку — но он терпел и ни разу не поморщился, чтобы ненароком не выдать, что все-таки больно и он терпит.
В соседнюю комнату вошел, напевая походную песню, директор, и Лидия Ивановна, плотно прикрыв дверь, оставила мальчика один на один с истомой. Однако стены в доме построили тонкие, и началось то, чего Бек боялся, чтобы еще хуже потом не обернулось.
Сначала слышно не было, верно, женщина выговаривала мужу шепотом. «Да быть такого не может!» — громко и виновато с опозданием отвечал товарищ Хромов. «Поди, погляди, деятель! — послышался женский возбужденный голос. — Мальчишку чуть не выморозил со своими педагогическими извращениями — неуч!» — «Не может такого быть! — будто заклинал кого-то директор. — Я же отлично помню всегда: где, кого и на сколько наказал!» — «Ты даже не удосужился проверить, кто там виноват в драке! — стены все же скрадывали самые оскорбительные интонации женского голоса, и он казался ровным и злым. — Мальчишке домой давно пора бежать, а у него ноги распухли!» — «Да что ты паникуешь, Лидия? Жив солдат, — и ладно!» — оправдывался Хромов.
У Бека тяжелели и закрывались глаза от переизбытка горячего воздуха и внутреннего жара, но он не мог расслабиться в кресле — так и сидел прямо, не шелохнувшись, глядя на чайник и сахарницу. Вошли хозяева, и слегка смущенный директор спросил, потрепав мальчика по голове: «Что же ты, брат, отличился как? Ну, постоял, остыл — и айда в класс. Еще и заболеешь в придачу!», «Зачем болеть?» — отказался Бек, который вытянулся, как струна, от неловкости и присутствия начальника и готов был выскочить из дома, как только его освободят от слов и от чая. «Ты уж, брат, извини, — покаялся, что ли, Хромов, задала ему, верно, крепкую взбучку жена. — Запамятовал совсем, так не со зла же, не от него. Спи у нас, а мать мы предупредим, что оставили, ночевай — места много!»
Директор Хромов глядел на большелобого мальчишку с крупными, навыкате, глазами и замкнутым выражением упрямого т е р п е л и в о г о лица: обморозился, стервец, а не покривился даже, не укорил ни позой, ни взглядом, хорошо, правильно воспитывают их в народе насчет этого, может, стесняется пока, с непривычки, а потом всем расскажет? Нет, не похоже, в таких пацанах обида пропадает от чуточки добра, как вода в сухом песке, да совестно, перепало мальчишке, и так судьбой здорово обижен.
А еще директор Хромов подумал: не зря ли, не во вред ли общему делу? Так вспомнилось потому, что школьную ораву от мала до велика гонял по утрам перед уроками по снежной целине — бег по пересеченной местности наладил, да ведь многие недоедали в семьях с одной матерью-работницей или инвалидом-отцом, у половины пацанов война отняла родных. После бега живая краска на лицах ребячьих появлялась, правда, ненадолго, а зимой подкормить детей нечем было, только компотом из школьного сада, летом и осенью кукурузу ломали в хозяйствах, сахарную свеклу пропалывали, на зерновые токи и бахчи посылали детей, и те получали молока и мяса достаточно. Время тяжелое который год после войны тянется, и закалять надо ребят на всякий случай. И до того все они тревожно-терпеливые растут, что не угадаешь, полезны ли те полуголодные кроссы и физкультурные упражнения на школьном дворе, — не роптали дети, молчали.