Прохор налил виски и, подойдя к нему, обнял его за плечи. Пойдем, тебе нужно поспать. Мы что-нибудь решим. Ведь главное — ты жив, мы живы. Все остальное решаемо.
— Прохор, ты понимаешь, кем теперь я стану? Я профессиональный убийца, я работаю на них, меня больше нет…
— Тихо, не говори сейчас ничего. Ты — это ты. Я тебя не брошу, мы тебя не бросим. Слышишь? Мы все с тобой. Я найду выход, как забрать тебя у них. Только дай мне время. Хорошо?
Прохор повел Кая в комнату, который после нервного стресса и выпитого алкоголя уже еле держался на ногах.
***
Как жарко и пить так хочется. Наверное, это после вчерашнего виски…
Он открыл глаза, осмотрелся — темно и жарко. Стал на ощупь передвигаться по стене, нащупал ручку двери, открыл — в глаза ударил яркий свет. Он закрыл глаза, подождал, потом открыл. Перед ним простиралось бескрайнее море песка.
Значит, это были лишь воспоминания о той далекой прошлой жизни.
Он вернулся в глубь самолета, нашел воду. Она была слишком теплая и противная на вкус. Но он выпил — это нужно. Воды было еще много. Значит, у него есть еще время вспомнить о прошлом.
Он вспоминал тот первый разговор с главным. Да, тогда он не спрыгнул. Блефовал ли он в тот момент? Наверное, нет. В тот момент он видел только один выход из ловушки, в которую его загнали. Хотя он и понимал, что это грех. Он не имеет на это права, он должен жить и принять все испытания, которые ему предназначены судьбой. Но его поступок произвел сильное впечатление на них. И это они помнили всегда, они поняли, что если перегнут палку с ним, он сделает шаг в бездну и они потеряют того, в которого столько вложили сил и средств. Для них это было недопустимой потерей, да и зачем, когда можно пойти на компромисс. И они пошли, как тогда понял он — чуть ослабили гайки. Но это была победа, пусть так, пусть совсем немножко, но он сохранил себя, свое я, свою личность. Он не стал безвольным орудием в их руках. Они с ним стали договариваться, обговаривая их совместную работу.
Говорили тогда они долго. Но суть была такова — он выполняет их задание, они снижают давление на его жизнь. Свои требования он передает через Джордана, так же их задания тоже идут через Джордана. Вот, собственно, и все.
В то утро, когда Кай проснулся от забытья после виски и нервного стресса, он, сидя на кухне за завтраком, еще раз говорил об этом с Прохором.
Прохор потом опять долго молчал, затем заговорил:
— Я долго думал об этом. О твоей жизни, о нашей жизни. Знаешь, у меня теперь есть цель, для чего я все это делаю: деньги, власть. Все это для тебя, — Кай не понимающе поднял на него глаза, — пойми, вырвать тебя у них я смогу только став сильнее их, то есть, деньги и власть дадут мне это. Ты теперь меня понимаешь?! Только нужно время… потерпи. Я здесь все организую, у нас и так пошли дела в гору. Нужные люди, связи. Я создам свою империю. Я стану сильным и могущественным, и тогда посмотрим, кто кого. Ты мне веришь?
— Да, я тебе верю. Я буду терпеть. Ты правильно сказал — это мой крест… вот только за что? Но теперь это уже не важно. Я буду нести его до конца.
— Я с тобой. Мы вместе. Я заберу тебя у них.
Потом они еще долго сидели и говорили об этом. Затем Кай помрачнел, посмотрел на Прохора.
— Я хотел съездить к маме в больницу.
— Поедем, — Прохор решительно встал, давая понять, что поедет с ним. Кай не стал возражать.
Приехав в больницу, он, Прохор и еще трое братков, накинув халаты, поднялись в отделение. В коридоре около палаты он столкнулся со своим братом, который преградил ему дорогу.
— Что, гаденыш, приехал посмотреть на то, что ты сделал? — не пропуская Кая, зло сказал его брат.
— Пропусти, — он не стал реагировать на этот выпад.
— С уголовниками своими приехал — один боишься? Ну что ж, проходи, посмотри в глаза матери, — брат отошел в строну, пропуская Кая, — скоро отец приедет — он тебя вышвырнет от нее!
Он прошел в палату.
Прохор и ребята все это время держались спокойно, понимая, что это брат Кая и ради него стоит это стерпеть.
Его мама лежала в отдельной палате. Он подошел к ней, она смотрела в потолок, потом перевела взгляд на него. Она была еще под действием лекарств, к руке тянулась тонкая ниточка капельницы. Взгляд ничего не выражал. Кай присел рядом на стул, взял ее руку.
— Прости меня. Мама, прости. Я люблю тебя, — он уткнулся лицом в ее холодную ладонь.
Дверь открылась. Он поднял голову.
— Отойди от нее! — грозно сказал отец, — быстро! Или я тебя вышвырну за шкирку!
Кай не хотел, чтобы в палате его мамы происходила такая разборка. Он встал и, пройдя мимо отца, вышел из палаты.
— Катись к своим зекам, там тебе и место, — в спину ему сказал отец и закрыл за ним дверь.
Он видел улыбающееся лицо брата, который с удовольствием наблюдал эту сцену.
— Пойдем, — тихо сказал Прохор, толкая его за плечи по коридору.
Кай не сопротивлялся.
Уже в машине, немного придя в себя, заговорил:
— Извини за брата и отца.
— Даже не думай об этом, — ответил Прохор.
— Спасибо, что не стал брату ничего говорить.
— Там не то место для выяснения отношений.
— Ты прав, жаль, но он этого не понимает…