Калипсо

«Мизерное количество, Стив. Едва уловили его. Однако это показалось мне достаточно необычным, чтобы сообщить об этом. Песок в квартире Даймондбэка? Я бы сказал, что это необычно.»

«И интересно», — сказал Карелла.

«Необычно и интересно, да.»

«Песок», — сказал Карелла.

Если взглянуть на карту города, то можно было увидеть пять отдельных частей, некоторые из которых разделялись водными путями и соединялись, как сиамские близнецы, мостами через бедро или плечо, другие имели общие границы, которые, тем не менее, определяли политические и географические образования, а один представлял собой остров, полностью окружённый водой и — в умах и сердцах его жителей — также полностью окруженный врагами. Это был не такой параноидальный город, как Неаполь, которому принадлежит бесспорный рекорд по этому заболеванию, но, тем не менее, довольно подозрительный город, которому казалось, что все остальные города на земле желают его финансового краха только потому, что он является самым главным городом в мире. Чёртова беда такого безумного параноидального предположения заключалась в том, что оно оказалось правдой. Это был не просто город, это был основной город. С точки зрения Кареллы, если вы спрашивали, что такое город, значит, вы в нём не жили или только думали, что живёте. Этот город был самым проклятым городом в мире, и Карелла разделял с каждым его жителем — путешественником по миру или квартирным затворником — уверенность в том, что такого места, как это, нет больше нигде. Это было, попросту говоря, единственное и самое лучшее место.

Глядя на его карту, отыскивая песок в нём и вокруг него, Карелла изучал длинный участок земли, который на самом деле не был частью города, но, тем не менее, несмотря на то что принадлежал соседнему округу, по праву считался игровой площадкой на заднем дворе каждого, кто жил в самом городе. Округ Эльсинор, названный так английским колонистом, хорошо знакомым с творчеством своего знаменитого соотечественника («Гамлет в Эльсиноре», телевизионная версия пьесы Уильяма Шекспира, написанной около 1600 года — примечание переводчика), состоял из восьми населённых пунктов на восточном побережье, и все они были защищены от эрозии и периодических ураганных ветров косой Сэндс, которая — при всём понимании шовинистического отношения к городу — действительно обладала одними из самых красивых пляжей в мире. Песчаная коса тянулась с севера на юг, образуя естественную морскую стену, которая защищала материк, но не себя и не несколько мелких островов, сгрудившихся вокруг неё, как рыба-лоцман вокруг акулы. Эти острова назывались Йодины.

Всего было шесть Йодиных островов, два из которых находились в частной собственности, третий был выделен в качестве государственного парка, открытого для посещения, а остальные три были гораздо больше своих сестёр и застроены многоэтажными кондоминиумами (совместное владение, обладание единым объектом, чаще всего домом, но также и другим недвижимым имуществом — примечание переводчика) и отелями, бесстрашные обитатели которых, очевидно, готовы противостоять ураганам, которые не регулярно — но достаточно часто — накрывали косу Сэндс, скопления Йодиных островов, а иногда и сам город. Йодины носили необычное название, но, впрочем, почти всё в этом городе и его окрестностях носило необычные названия. Известно, например, что в той части города, которая называлась Риверхед, не было ни одной реки с руслом (или даже с притоком). Там был ручей, но он назывался Пятимильный, и при этом не был ни пятью милями в длину, ни пятью милями в ширину, ни пятью милями от какого-либо отличительного ориентира или географического объекта, но тем не менее это был ручей под названием Пятимильный в том районе Риверхеда, где не было рек. На самом деле — и это редко понимали жители Риверхеда, которые постоянно спрашивали: «А почему в Риверхеде нет рек?», — первоначально это место называлось Фермы Райерхурта в честь голландского землевладельца, владевшего в те времена обширными землями, и в конце концов стало называться просто Райерхурт, а в 1919 году его переименовали в Риверхед, поскольку расовая память смутно припоминала, что Райерхурт был голландцем, а во время и сразу после Первой мировой войны голландец означал немца, а не того, кто приехал в Америку из своего родного Роттердама. Это был своеобразный город.