– Разумеется, это чисто формальный вопрос, – сказал я и попытался улыбнуться. – В ответе я уверен. Я никогда ни во что подобное не верил, а если это окажется правдой, то ты же понимаешь, мне будет совершенно все равно. Ты же, надеюсь, хорошо меня знаешь – а я хорошо знаю тебя.
Я промокнул лоб носовым платком.
– Итак? – произнесла Линда, испытующе глядя на меня. Ее большие глаза напоминали софиты. Когда они были направлены на меня, я чувствовал себя беспомощным.
– Итак… Конкретно меня интересует, – произнес я (и действительно бодро улыбнулся), – были ли у тебя любовные отношения с Риссеном?
– Нет.
– Но ты его любишь?
– Нет, Лео. Не люблю.
Вот и все, тупик. Если бы она сказала да, я бы сразу ей поверил – мне так казалось. Но она сказала нет, и доверять ей я не мог. Чего я добился? Она увидела, что я лгу и что мне совсем не безразлично, что она ответит. Завтра или послезавтра она поймет, почему я спрашивал, – возможно, она уже это знает, возможно, Риссен намекнул, что над ним нависла угроза. Мой взгляд застыл на ее лице, я даже забыл, что нужно дышать, поэтому в какой-то момент у меня вырвался резкий вздох. А потом мое сердце почти остановилось, потому что я уловил едва заметное движение. Тревогу, ощущаемую кожей, – но это был знак. Знак, гораздо более красноречивый, чем все ее слова.
– Ты мне не веришь? – спросила она серьезно.
– Разумеется, верю, – ответил я с излишней горячностью в голосе. Только бы и она мне поверила! Если мне удастся усыпить ее бдительность, зла в мире станет меньше. Но я полагал, что одурачить себя она не позволит.
Двигаться дальше было некуда. Этот разговор уже стоил мне огромных усилий, и я чувствовал себя совершенно изнуренным – хотя ничего не добился. Никогда прежде зияющая пропасть между нами не казалась такой очевидной и непреодолимой. Мне не хватило самообладания, чтобы заполнить последующую часть вечера шутками и будничной болтовней, хотя оставался всего час, поскольку нам обоим предстояло ночное дежурство. Линда тоже молчала, и разлившаяся вокруг немая тревога пронизывала меня до мозга костей.
В конце концов, прошел и этот час.
Поздней ночью мы оба вернулись домой уставшими. Линда сразу уснула, я же лежал в кровати и слушал ее ровное дыхание. Периодически я проваливался в полудрему, из которой меня всякий раз выдергивало острое предчувствие опасности. Возможно, это была просто игра воображения, Линда продолжала крепко спать. Я же был близок к отчаянию. Неужели никто не задумывался, какое это рискованное предприятие – спать рядом с другим, два человека находятся наедине на протяжении долгой ночи, и никаких свидетелей, кроме полицейского ока и полицейского уха на стене, да и те ненадежны: во-первых, их использовали не постоянно, а во-вторых, они, разумеется, осуществляли контроль и собирали сведения, но помешать происходящему не могли. Двое наедине, ночь за ночью, год за годом, а они, возможно, ненавидят друг друга. Если жена проснется, что она может сделать с мужем… Если Линде сейчас ввести каллокаин…
Мысль закружила меня, как волна кружит щепку. Выбора у меня больше не было, я должен это сделать из чистой самозащиты, чтобы спасти свою жизнь. У меня должно получиться. Я найду предлог, чтобы взять небольшую нужную дозу. Линде придется выдать все свои секреты.
И тогда она окажется в моей власти, а я никогда не окажусь в ее. И тогда она не рискнет причинить мне вред. И тогда я смогу пойти дальше и заявить на Риссена.
И тогда я стану свободным.
Глава пятнадцатая
Той ночью мне почти не спалось, но, придя на работу, я стряхнул с себя страх и нерешительность, под гнетом которых жил в последние дни. Я собрался действовать, само по себе это уже было освобождением.
Дозу каллокаина для одного укола я раздобыл без труда. В эксперименте учитывалась естественная убыль препарата, а контрольные взвешивания проводились относительно редко, особенно в последнее время, когда из-за спешки привычные процедуры нарушились. Но главное – за взвешивания отвечал Риссен. Так что если сегодня-завтра ему не придет в голову прискорбная идея срочно провести все контрольные замеры, то потом он уже не сделает это никогда. А в нынешней всеобщей неразберихе какой-нибудь его помощник или случайный участник вряд ли обратит внимание на такую мелочь. Уже к концу завтрашнего дня я буду все знать. Нужно положиться на собственную удачу и на то, что у Риссена нет времени.
Итак, когда я вернулся в тот вечер домой, в кармане у меня лежал шприц и флакончик с жидкостью нежного светло-зеленого цвета. Сделав первый шаг к действию, я почувствовал освобождение и даже смог поговорить и пошутить с прислугой и детьми за ужином. Линде же просто кивнул, посмотрев в упор. Глаза у нее были как два прожектора, пусть и не такие всепроникающие, как то, что я прятал в кармане.