Камбэк

– Вот уже несколько лет. Я попробовала и обнаружила, что мне это нравится, поэтому прошла обучение на онлайн-курсах.

– Я думала, ты работаешь бариста.

– Было дело. Я подрабатываю в баре у друга ради разнообразия, когда есть желание.

Я топлю замешательство в напитке. Фиби, похоже, довольна своей безалаберной жизнью, но я не понимаю, как такое возможно.

– Ты виделась сегодня с мамой и папой?

Она закатывает глаза:

– Можно подумать, что рапини[64] появился на этой планете исключительно для того, чтобы мучить папу. Он злился, потому что мама не разрешала ему работать дольше обычного рабочего дня.

Это похоже на папу.

– Помнишь, как он принес свои папки на мои уроки плавания, чтобы потом забрать нас, и ветер сдул его бумаги в бассейн?

– Он прыгнул за ними прямо в одежде и держал их над головой, как трофеи, пока все аплодировали.

Мы улыбаемся друг другу. Раньше мы проводили большую часть свободного времени вместе, Фиби присматривала за мной после школы, когда мама и папа работали. Эти воспоминания хранятся под замком, и Фиби – единственный человек, кто может разделить их со мной.

Мы заказываем вторую порцию напитков. Я отбрасываю всякую осторожность и выбираю «Маленькие неприятности в Большом Китае» – смесь зеленого чая и ликера сортилеж из виски и кленового сиропа. Фиби останавливается на «Поцелуе титанов» с узо, банановой содовой и мятой.

– Как поживает кузен Ханы? – спрашивает она. – Он милашка.

– На прогулке с Ханой. Она вернулась вчера.

– Да? Так они отправились на поиски приключений?

Я киваю и рассказываю ей о дне, который запланировала для них. Бармен подходит в середине моего монолога и ставит передо мной напиток, дополненный бумажным драконом и развернутыми листьями зеленого чая на дне. У Фиби из бокала торчит лишь веточка мяты. Мы делаем по глотку и снова обмениваемся.

– Банановая содовая на самом деле не так уж плоха, – говорю я.

– Потрясающе. – Она крадет еще глоток моего бокала, прежде чем я забираю у нее коктейль.

Она меняет пластинку, ставит альбом The Supremes[65], и мы сидим в неловком молчании. Я украдкой поглядываю на нее между глотками, но Фиби сосредоточена на разложенных пластинках.

Я скучаю по тебе.

Я так хочу это сказать ей.

Но вместо этого спрашиваю:

– Как долго ты здесь пробудешь?

– Еще не знаю. – Она поднимает на меня глаза, настолько похожие на мои, что становится немного не по себе, как будто смотришь в слегка искаженное отражение или заглядываешь в параллельное измерение. – Столько, сколько мне нужно. Я никуда не спешу.

– Разве тебе не нужно возвращаться к работе?

– При желании я могу работать и отсюда. – Она отпивает полбокала и морщится. The Supremes поют нам о том, что нельзя торопить любовь. – В любом случае, это неважно, Ари. Жизнь состоит не из одной лишь работы.

– Да, но ты все равно уедешь. Ты всегда так делаешь.

Ее глаза широко распахиваются, а я барабаню пальцами по столешнице, и в ушах грохочет. Какого черта я заговорила об этом? Вот уже много лет я избегаю разговоров о нашем прошлом. Нет необходимости поднимать этот вопрос. Что сделано, то сделано.

– Это несправедливо.

– Забудь.

– Нет, Ари. Я хочу поговорить. Я для того и позвала тебя. Беда, случившаяся с папой, заставила меня осознать, что я не хочу, чтобы между нами оставались такие отношения.

Она не берет меня за руку и не бросается ко мне в порыве чувств, потому что, какими бы разными мы ни были, нас обеих воспитали Мартин Хуэй, воплощение эмоциональной стабильности, и Сьюзен (Сулин) Хуэй, лишь немногим более эмоциональный человек.

– Хорошо, – говорю я.

– И это все?

– Я не хочу говорить об этом. Все в порядке.

– Но это не так.

Я чувствую себя загнанной в ловушку.

– Чего ты вообще от меня хочешь? Ты сбежала, когда я была ребенком. Ты никогда не звонила. И не писала. А теперь ты хочешь какой-нибудь особый значок сестры, потому что извинилась за то, что бросила меня?

– Конечно, нет. – Она свирепо смотрит на меня.

– Прости. Моя ошибка. – Я смотрю на часы. – Мне пора. Голова раскалывается, а завтра на работу.

– Да ладно, Ари. Моя жизнь не вертится вокруг тебя одной.

– Ты совершенно ясно дала это понять. – Я роюсь в сумке и бросаю на стойку немного денег. – Увидимся.

– Не будь такой. Давай поговорим.

– О чем?

Она опускает взгляд на свои руки. Вот и весь ответ, ничего другого я от нее и не ожидаю. Если я останусь, и мы поговорим, тогда мне придется вытащить на свет годы боли, которую я очень успешно прятала глубоко внутри.

Если часть меня и хочет остаться, так это та, что вечно страдает. Та уязвимая часть, которая нуждается в защите.

Поэтому я ухожу.

* * *

Хана уже в постели, в своей комнате, когда я возвращаюсь домой после прогулки, которая слегка остудила меня. Но она не смогла изгнать смятение из головы. Я не знаю, чего хочу от Фиби, и слишком устала, чтобы думать об этом.

Я чищу зубы, когда приходит сообщение.

Джихун: Скучаю по тебе.

Я ополаскиваю рот, прежде чем ответить: