Камбэк

– Я был очень осторожен, и поначалу никто не знал, что я далеко от Сеула. Мне не повезло, что слетела шляпа в магазине.

Я перебираю в памяти наши совместные вылазки.

– Ты расплачивался кредитной картой.

– Она выдана на другое имя.

Прямо как секретный агент. Мне приходит в голову неуместная мысль.

– Миссис Чхве узнает, что ты был здесь и не навестил ее. Он морщится.

– Не поверишь, но сейчас меня это меньше всего беспокоит, хотя могу себе представить, что это вызовет семейный переполох, достойный телевизионной драмы. – Он делает паузу. – Я могу загладить свою вину перед тобой, Ари.

– Да? И как же? – Я жду, пока он пытается подобрать ответ, потому что, конечно, ничего у него не получится. Я даже не уверена, почему вообще разговариваю с ним. Мне следовало бы сказать ему, куда он может засунуть свою «Звездную Луну», и прекратить любое общение.

Я подхожу к окну. Мы находимся в роскошном пентхаусе на Авеню-роуд, который, как заверил меня Алекс, с точки зрения безопасности надежнее, чем отель. На юге виднеется кристаллическая архитектура Королевского музея Онтарио, и на меня накатывает волна такой сильной ностальгии, что я почти задыхаюсь. Все заботы десятилетней Ари сводились лишь к тому, чтобы правильно написать слово «птеродактиль» в рабочей тетради. Она даже представить себе не могла, в какое дерьмо вляпается двадцать лет спустя.

Джихун так и не отвечает, и я опять беру слово:

– Ты планировал слинять по-тихому? Вернуться к своей звездной жизни, ничего мне не сказав?

– Нет, никогда.

В его словах звучит искренность.

– Почему ты солгал о бывших отношениях?

– Хана сказала, что я выглядел слишком разбитым, чтобы появиться без всякой причины, и эта версия казалась наиболее правдоподобной. К тому же чувства, что я переживал, были достаточно близкими.

– Я хочу услышать всю историю. От и до. – Я хочу ему верить, но, честно говоря, он не слишком помогает мне в этом.

Джихун вскакивает, делает пару кругов по комнате и садиться на кровать, потерянно сминая покрывало в руке.

– Я не знаю, с чего начать.

– Попробуй с самого начала.

Джихун отпускает покрывало и разглаживает складки с задумчивым выражением лица.

– Ты знаешь, в скольких отелях я останавливался?

– Нет.

– Их сотни. Почти целый год мы жили в куче разных отелей. Я бывал в них чаще, чем в своей собственной комнате.

Не понимаю, ведет это к чему-то или мне предлагают обзор от TripAdvisor[72]. На свете много отелей, но они скорее расслабляют, если не считать джакузи, в которых, я уверена, форсунки для подачи воды никогда не бывают достаточно чистыми.

– Я работаю в StarLune более десяти лет. – Он хмурится, разглядывая свои руки. – Это лучшие годы моей жизни. Я живу, когда пишу песни, которыми дорожат наши слушатели и фанаты. Ребята из группы – это моя семья.

Я молчу в ожидании продолжения. Джихун упирается локтями в колени и наклоняется так, чтобы говорить в пол:

– Трудно быть кумиром. Да, есть слава, деньги и выступления. Но при этом нет уединения. Я не могу дышать без камеры у моего лица. Мы постоянно даем интервью, концерты, автографы фанатам – даже не знаю, что еще. На каждый день у меня строгое расписание, и я подчиняюсь ему, как робот.

– И что случилось?

Он поднимает на меня взгляд:

– Наше последнее шоу проходило на Олимпийском стадионе в Сеуле. Знаешь это место?

Я отрицательно качаю головой.

Он потерянно улыбается своим рукам.

– Это мечта любой поп-группы. Свидетельство того, что вы достаточно крутые, чтобы собрать стадион вместо арены. Почти пятьдесят тысяч зрителей на каждом концерте. Это был триумф.

– Судя по твоим интонациям, это не так.

– На последнем концерте я едва не сорвал шоу. – Он морщит нос и смотрит в окно, его взгляд мрачнеет. – Перед выступлением всегда царит организованный хаос. Все проверяется по три-четыре раза. Музыкальный фон, звук. Планы Б, B, Д, потому что на кону миллионы долларов за эти три часа ожидаемого совершенства. Сотни сотрудников вкалывают до седьмого пота, чтобы мы впятером могли сиять для наших фанатов так, как нам хочется.

– Что значит, ты едва не сорвал шоу?

– Я забыл текст первой песни. Я забыл хореографию. В голове царила пустота. Мой наушник передавал мне тарабарщину, потому что слова утратили свое значение для меня. Шоу начиналось, а я все напрочь забыл. Каждая попытка вспомнить проваливалась в какую-то бездну. Я чувствовал, что подведу всех. Фанатов. Моих музыкантов. – Теперь он говорит быстрее, и мне становится немного страшно.

Я заставляю себя моргнуть: глаза так широко распахнуты, что моментально высыхают.

– И что потом?

Джихун вскакивает, прислоняется к стене, а потом начинает мерить комнату резкими шагами:

– Кит увидел мое лицо и все понял. Он схватил меня, сильно, и ударил.

– Он… что? – Это не то, чего я ожидала.

Он прикасается к правой щеке, словно заново переживая удар.

– Он дал мне пощечину и сказал, чтобы я взял себя в руки. Потом заставил меня дышать вместе с ним. Дал мне кислород. Он испробовал все возможные приемы и техники за те двадцать секунд, пока толпа бесновалась по ту сторону сцены.

Я делаю глубокий вдох, взвинченная уже тем, что слышу такое.