Камень. Бронза. Железо

Много данных, и не только по волосовским древностям, о культах лося (лосихи) и медведя. Медведь издавна почитался священным животным. Ещё в первых на земле неандертальских погребениях (60-40 тысяч лет назад) встречены медвежьи черепа. Ум и хитрость медведя, его огромная сила, умение передвигаться на задних лапах, лазать по деревьям и многое-многое другое обеспечили освящённое тысячелетними традициями почитание его. По всем перечисленным качествам медведь более других зверей походил на человека и часто выступал тотемным животным, от которого данный род вёл своё происхождение. Охота на медведя носила особый, регламентированный характер, а медвежьи клыки служили оберегами и сопровождали погребения.

Человек ещё в мезолите приручил собаку, охотясь с ней на северного оленя. В эпоху неолита в условиях лесной зоны она стала его неизменным и верным помощником на промысле зверя. Этот вопрос в науке разработан довольно слабо, он затрагивается как-то попутно. Яркие находки, например, погребение собаки в Волосове, время от времени возбуждают интерес к этому сюжету, но дело ограничивается описанием находки и общими рассуждениями. А необходимость в специальных работах остаётся.

Озёра — обиталища не только рыбы, но и водоплавающих птиц. Гуси, утки, лебеди представлены в материалах костями, иногда схематическими изображениями на керамике, а также кремнёвой, костяной и деревянной скульптурой. В 1972 году в Языкове мы нашли на суходоле изображение птичьей головки из кости. Два десятка студентов, дети городской цивилизации XX века, стали судить да рядить, кого же мы нашли. Переругались, но так и не решили.

Был в той экспедиции вместе с нами Евгений Алексеевич Степанов, невзрачный мужичок, уже в годах, глуховатый, любитель выпить. При всём этом он пользовался огромной и всеобщей любовью и уважением и как человек, и как специалист. Дело в том, что Лексеич по прозвищу “скорняк” — один из лучших в стране и, наверное, во всём мире таксидермистов, непревзойдённый чучельщик. К нам он относился добродушно, хотя и с некоторой долей снисходительности, то есть так, как мастер относится к неумехе-ученику. И был во многом прав.

“Скорняк” воспринял серьёзно только одного Вадима Смирнова, вчерашнего студента, две недели назад получившего диплом. Однажды Вадим был дежурным, или, на экспедиционном жаргоне, “кухонным мужиком”. Приметил он возле кастрюль на берегу языковской канавы какую-то маленькую зверушку и на всякий случай шуганул её подвернувшимся под руку поленом. Да так ловко, что попал в голову и уложил на месте. Случайное, я думаю, попадание, хотя Вадим, между прочим, был капитаном второй сборной университета по баскетболу. Зверёк оказался невиданным, а “скорняк”, пришедший вечером с утиной охоты, ахнул и сказал, что это горностай. Узнав, что Вадим укокошил редкого зверя деревяшкой, не попортив шкуры, “скорняк” сильно его зауважал. А из горностая сделал прекрасное чучело, которое и сейчас можно видеть в экспозиции областного музея.

Так вот, принесли мы костяную птичью головку в спичечном коробке в лагерь. “Скорняк”, бросив вскользь взгляд на скульптурку, буркнул: “Ишь ты, какого гуся сделали”. Твёрдость тона нас обескуражила, но авторитет Лексеича в этих вопросах был непререкаем. Посмотрели на птичку повнимательней: и правда гусь! Чего же мы мудрили?

В том же Языкове, но уже в 1985 году, мне встретилось в шурфе прекрасное украшение — костяная головка глухаря. Шея преувеличенно удлинена мастером и заканчивается перекрестьем с пазом для крепления на верёвочку. Таким образом, будучи подвешенной, она смотрела в землю. Вроде бы нелогично. Но владелец-то, чтобы посмотреть на свой личный амулет, подносил фигурку к лицу, неизбежно переворачивая её. Так что все тонкости использования им учтены ещё при изготовлении.

О земледелии на позднем этапе волосовской культуры исследователи говорят осторожно, предположительно. Видимо, развитое собирательство не способствовало окультуриванию злаков: растительной пищи, встречающейся в окрестностях,

хватало небольшому коллективу. Сбором орехов, грибов, ягод, трав и кореньев занимались дети и женщины. Думается, не чуждались этого и мужчины во время своих охотничьих экспедиций.

У поздних волосовцев отмечается наличие металлических изделий, то есть этот этап культуры уже принадлежит новой исторической эпохе — энеолиту. Особенно часты такие находки на Средней Волге, где, как считают учёные, сырьевой базой могли служить медистые песчаники. Следы местной металлургии, но на привозном металле, начинают проявляться и в раскопках поселений волосовцев в Верхневолжье. Выше говорилось о находке в Языкове обломка тигля с капельками меди. Навыки в металлургии меди могли быть получены волосовцами на закате культуры от сменивших их здесь и какое-то время живших одновременно и рядом с ними фатьяновцев.

БРОНЗОВЫЙ ВЕК... БЕЗ БРОНЗЫ