Камень, ножницы, бумага

В том декабре наш сосед с острова напротив решил устроить по поводу своего пятидесятилетия пышный прием. Уже с прошлых выходных в нашем конце канала царило великое оживление. Донья Анхела припомнила праздники, которые эти соседи устраивали по случаю дней рождения своих детей, и сделала вывод, что те на мелочи не размениваются. Малыш и Ковбой переплыли канал с целью предложить себя в качестве рабочей силы, и их наняли, да еще и за очень неплохие деньги. Даже Марито чуть было не получил работу, хотя потом как-то не сложилось. Мои родители приглашение на праздник получили по почте – открытку с написанным золотыми буквами текстом, которую Кармен выпросила у них в виде сувенира и спрятала в одну из обувных коробок, оклеенных коричневой оберточной бумагой, где она хранила рисунки Лусио, почтовые открытки, которые посылала ей я, когда уезжала на каникулы, разные фразы, записанные на листочках, письма венгерки и все входные билеты на танцы в Феликарии, где она и познакомилась с Эмилем. В другой такой же коробке у нее хранились банки из-под колы и пива, пробки и самые разные подаренные ей безделушки. И когда донья Анхела обзывала ее сорокой, Кармен приводила в свое оправдание весьма внятный аргумент:

– Вот стану старушкой, повешу всё это на стенку, сяду и буду любоваться на коллаж своей жизни, – говорила она. И продолжала собирать и хранить в коробках то, что Марито обозначил как «мнемотехнический мусор».

В праздничную субботу, несмотря на жару, которая началась тремя днями раньше, с самого раннего утра в саду юбиляра начались работы. На свежепостриженном газоне расставили группами столы и стулья, в углу под тополями соорудили беседку из светлого дерева, окруженную выросшими, как по волшебству, жасминовыми кустами, будто бы эта беседка стояла тут испокон веков, а ближе к реке поставили садовые скамейки и металлические столики. Несколько мужчин, прибывших к полудню на рейсовом катере, всю вторую половину дня занимались устройством в саду освещения. С нашего причала соседский сад выглядел людским муравейником, работники которого монтировали сцену, которая, как нам начинало казаться, создавалась специально для нас.

На закате немного посвежело, и сосед приплыл к нашему берегу на своей лодке, чтобы забрать к себе Ковбоя, который должен был помогать причаливать, высаживаться и ставить потом на якорь в укромном местечке возле срединного острова лодки и катера прибывавших гостей. Малыш там был уже с самого утра, выполняя поручения типа подай-принеси.

После захода солнца мама, облаченная в легкую юбку лавандового цвета и цветастую блузку, и папа в своем светлом пиджаке и элегантных брюках сели в лодку и переплыли канал. У меня была задумка пригласить Кармен и Марито полюбоваться восходом луны в устье реки, но потом мы все втроем решили, что не хотим пропустить зрелище съезжающихся на праздник гостей. Чуть ниже по течению, усевшись на стул, устроилась на своем причале и донья Анхела, рядом с ней примостился Лусио, а возле него – Бартоло с торчащими вверх ушами, весьма внимательно следящий за разворачивающимся представлением.

Электрические лампочки подсвечивали деревья, и, по мере того как становилось всё темнее, сад на другой стороне канала всё больше походил на театральную сцену. Гости сбивались в кружки, которые медленно перемещались между столами, а их голоса и смех долетали до нас урывками, с дуновением ветерка, как веселые фрагменты некой пьесы. К восьми прибыл большой арендованный теплоход с основной массой приглашенных и музыкантами: целым камерным оркестром, который устроился в беседке и принялся настраивать инструменты.

Мы с Кармен и Марито приготовили свой собственный пикник и поставили себе стол прямо на причале. Солнце зашло. Когда над кронами деревьев дальнего берега показалась луна, по поверхности воды до нас добежал голос флейты – чистый и сладостный, как сама ночь. Кармен нашла мою руку и сжала ее, а я с трудом подавила желание взять за руку Марито. Я слышала, как он неожиданно глубоко вздохнул – с первыми звуками флейты.

Никто из нас троих, пока звучала музыка, не произнес ни звука. С началом каждого нового произведения мы переглядывались, ошарашенные, и глаза моих друзей сверкали в лунном свете от переживаемых чувств. В полночь погасли все огни, и кто-то начал шествие через сад с огромным тортом в руках. Над рекой зазвучала деньрожденная песенка гостей, заглушая обычные ночные звуки. Горящие свечки на торте выхватывали из темноты дрожащие в колеблющемся свете лица, а потом, через мгновение, их освещала уже только луна.

Через какое-то время после того, как начались танцы, Кармен в шезлонге уснула, а я спустилась по лестнице к реке и окунула ноги в воду. Ночное течение ласково щекотало мне лодыжки. До моих ушей издалека, с другой стороны канала, доносилась танцевальная музыка, а здесь, рядом со мной, звучала другая – плеск воды об опоры причала.