Камень, ножницы, бумага

Мысль подняться наверх, туда, где комната Марито, пришла так внезапно, что я даже подпрыгнула. Мне еще ни разу не приходилось бывать в этой части дома. Из комнаты напротив, где играли мы с Кармен, виднелись только тростниковые жалюзи, и Кармен уже давно меня предупредила, что Ковбой запретил нам туда заходить. Но я знала, что кровать Марито стоит именно там, и в тот момент единственным моим желанием было увидеть его комнату и найти в его вещах частицу его самого.

Не то чтобы у меня была какая-то предвзятая идея или я ожидала найти что-то конкретное, но я оказалась совершенно не готова увидеть то, что увидела.

Свет, льющийся сквозь маленькое окошко, освещал книги, книги и еще раз книги: сложенные вдоль стен, посреди комнаты, небольшими стопками, но в некоторых местах эти стопки доходили почти до потолка; книги, казалось, заполнили собой всё. Кто-то, используя поставленные друг на друга кирпичи и положенные сверху доски и фанеру, соорудил стеллажи, и полки этой импровизированной библиотеки были полностью заполнены книжками. Кое-где фанера прогибалась под тяжестью своей ноши, и книги заваливались или были просто сложены друг на друга. До меня не сразу дошло, что стеллажи этой библиотеки отчасти образуют перегородки, разделяющие всё пространство на три маленькие каморки – метра два на два. Вход в каждую из них был закрыт тростниковой занавеской, прикрепленной к потолку.

Я заглянула в одну из них. Всю противоположную стенку, единственную настоящую, не сложенную из книг, – она была наружной стеной дома – занимала картина. На ней была изображена обнаженная женщина: она лежит, откинувшись назад и широко расставив ноги. Ее промежность, изображенная красными и оранжевыми мазками, как будто светилась изнутри. Довольно скоро я узнала в ней венгерку – и ее распущенные волосы, и тот самый взгляд, который я видела через окно, когда они с Ковбоем занимались любовью. Она лежит на цветастых подушках, а всё пространство вокруг нее заполнено растущими растениями. Между их листьями видны птички и рыбки, а сама она держит в руке книгу в обложке синего цвета, палец заложен между страниц, как будто она вот-вот вернется к чтению. Резким движением я опустила занавеску. То, что я делала в этом доме, было очень плохо. Я представила себе ярость, которая могла бы обуять Ковбоя, застань он меня здесь в роли шпионки, и меня сразу же пронзило острое желание сбежать. Однако любопытство оказалось сильнее страха. Я прислушалась к звукам, доносящимся снаружи. Кроме верещания полдневных цикад, других звуков слышно не было – ни тарахтенья мотора, ни человеческого голоса: ничто не указывало на то, что обитатели дома где-то близко. Я пожалела, что Бартоло тоже уехал вместе с ними. Мне следовало быть очень-очень осторожной.

В другой комнатушке две стенки были образованы книжными стеллажами, а еще две были капитальными – угол дома. В этом углу на полу лежал матрас, накрытый самодельным покрывалом с вытканными яркими цветами. Возле края постели из книг была сложена прикроватная тумбочка. К одной из настоящих стен крепилось огромное количество фотографий, вырезок из журналов и листочки с какими-то надписями. Я прилегла на матрас и зарылась лицом в подушку, ища запах Марито. Сердце мое чуть не выпрыгивало из груди.