Камень в моей руке

Сестра Филди отлучилась на пару минут и вернулась в сопровождении жуткого типа. Вагнер — так его звали. Засаленные, черные с проседью патлы падали на одутловатое лицо, а лиловые губы кривились в усмешке. Он окинул нас угрюмым взглядом из-под тяжелых набрякших век и, достав увесистую связку ключей, отпер неприметную деревянную дверь. За ней оказалась комнатка, набитая всяким пыльным старьем. При одном только взгляде на этот столетний хлам у меня сразу же запершило в горле.

Старик, который был при клинике кем-то вроде садовника, смотрителя и ночного сторожа, выдал нам облезлые щетки, ведра и мыльный раствор. Мы накачали в колонке ледяной воды и принялись скрести мостовую. Это было нудное, но, в общем-то, не такое уж сложное занятие: пока руки заняты, можно болтать о чем угодно, а можно думать о чем-то своем. Мне почему-то вспомнилась Хайди — вот бы она посмеялась, увидев меня на четвереньках, по уши в мыльной пене. Она так заразительно смеется — как будто стеклянные бусины рассыпались и скачут, катятся во все стороны. Даже если настроение паршивое — все равно разулыбаешься, как дурак.

— Ты что улыбаешься? — спросил Бруно.

— Да так, ерунда, — отмахнулся я. — Интересно, а где спальни девчонок?

— Зачем тебе? — изумленно уставился он.

— Ты что, уже не хочешь узнать правду о своей сестре? Может, здесь еще есть те, кто видел ее. Все-таки три года — не такой большой срок. Кстати, начать опрос свидетелей можно прямо сейчас, — и прежде, чем он успел сказать хоть слово, я вскочил с колен и подошел к сестре, которая о чем-то тихо переговаривалась с Вагнером. Заметив меня, оба разом замолчали.

— Сестра Филди, мы с Бруно, — я махнул рукой в его сторону, — поспорили, куда выходят окна нашей спальни: я ручаюсь, что прямо на этот дворик, а Бруно утверждает, что на противоположную сторону.

Сестра улыбнулась.

— Мне жаль, Кристобальд, но Бруно прав. Окна вашей спальни смотрят на восток, а это южная сторона.

— Вот черт! — ругнулся я. — Вы так здорово ориентируетесь в замке! Это же настоящий лабиринт. Наверное, давно уже тут?

— Давненько, — улыбнулась она.

— О, тогда вы наверняка должны помнить старшую сестру Бруно, Элизу. Элиза Штайн. Он говорит, она была настоящей красавицей. Она умерла три года назад — от простуды. Помните?

Сестра Филди бросила быстрый взгляд на Вагнера, который мял в узловатых пальцах с обломанными желтыми ногтями сигарету. Она была грязная, замусоленная, словно он таскал ее в кармане черт знает сколько времени. Меня чуть не передернуло от брезгливости.

— Нет, признаться, что-то так сходу не припомню, — пробормотала сестра Филди. — Возможно, как раз в это время я уезжала на сестринские курсы.

Я кивнул и отошел. То, что она обманывала, было ясным, как день. Но важнее было другое: старый сторож тоже прекрасно знал, о ком шла речь, хотя не проронил ни слова. Что же за тайну хранят эти двое?

— Бруно, — шепнул я, снова опускаясь на четвереньки и берясь за щетку в серой пене. — Похоже, ты был прав, приятель.

Его глаза округлились, но заметив пристальный взгляд сестры, он промолчал и только еще усерднее принялся шоркать брусчатку.

Солнце стояло уже высоко, и в животе урчало от голода. Вчера после шатаний по темному лесу мы так и остались без ужина, а сегодня из-за совершенно безобидной потасовки — еще и без завтрака. Я вспомнил кексы, которые пекла Грейси — с румяной корочкой, посыпанной сахарной пудрой, а внутри — сладкая сдоба с изюмом и цукатами. М-м-м-м… От одной мысли о них голод стал в сто раз сильнее.

— Знаешь, Бруно, я тут подумал, что каша, которой тебя пичкала бабушка, не такая уж плохая вещь. Пожалуй, я бы съел сейчас тарелочку.

Он в ответ только горестно вздохнул. Стрелки старинных часов на самой высокой башне замка, которые двигались так медленно, точно были смазаны липким клеем, наконец встретились у отметки XII. Раздался мелодичный перезвон, а затем заиграл вальс, и на маленькой площадке перед циферблатом закружилась пара фигурок. Пышное платье девушки трепетало, словно и вправду было из легкого шелка. Все задрали головы и завороженно следили за механическим танцем. Часы стали бить полдень, и с последним ударом из потайной дверцы выкатилась фигурка смерти в черном балдахине с капюшоном и острой косой рассекла влюбленных, а затем так же бесшумно скрылась.

— Не хватает только надписи «Game over», — пробормотал Бруно.

— Так, ребята, еще полчаса — и поднимемся в корпус, чтобы умыться перед обедом, — хлопнула в ладоши сестра Филди.

После возвращения в спальню всем было уже не до шуток: с непривычки ныли шея, спина и ободранные о брусчатку костяшки пальцев. А ведь мы не отмыли даже половины площади! Обнадеживала только мысль об обеде: я уже представлял дымящуюся тарелку ароматного супа, жаркое с поджаристыми до золотистого цвета картофельными ломтиками, свежую выпечку, фрукты…