Камень заклятия

Выяснив, что специально на путешественников не учат, я решил стать географом, но Валерка — он знал все — меня разубедил. Это раньше, говорил он, когда не было самолетов и спутников, не было аэрофотоснимков, географы много путешествовали, а теперь ты будешь просто учителем географии и каждый день мучиться с такими балбесами, как мы. Неужели тебе этого хочется? Мне не хотелось, и я подумал, почему бы не стать археологом, ездить по всему свету, открывать спрятанные под землей и водой города, неизвестные цивилизации… Но Валерка… Чтобы путешествовать по разным странам, говорил он, надо стать крупным ученым, руководителем экспедиции, добьешься ты этого к годам пятидесяти, если вообще добьешься, а тридцать лет будешь ковырять песок — где-нибудь в центре России — и обмахивать кисточкой черепушки. Неужели ты этого хочешь? Лучше быть бухгалтером, сиди считай, тепло, все уважают. И я начал мечтать о море, кораблях, штормах, китах и дельфинах… Но Валерка… Все материки, моря и океаны, заливы и проливы, острова и островенки давно открыты, говорил он, будешь просто перевозить груза из точки А до точки Б. Или ловить селедку, минтай и камбалу, и с утра до вечера перед твоими глазами будет вода, вода, вода… Словно целыми днями смотришь в ведро с водой. Ты этого хочешь? Я не хотел целыми днями смотреть в ведро с водой и склонился к профессии зоолога… Но Валерка… Он развенчал труд не только зоолога, но и ботаника, и кинооператора. Лучше всего быть бухгалтером, говорил он, сиди считай, тепло, все уважают.

Наверное, он уговорил бы меня стать бухгалтером, но мы переехали в город, и я освободился от Валеркиного влияния.

Деревню мы покинули неожиданно, мама была в городе на курсах усовершенствования — она учительница — и познакомилась там с преподавателем истории Юрием Ивановичем. Он предложил ей руку и сердце, и мы с мамой перебрались к нему. Лиза осталась в деревне, она тогда уже была замужем. Юрий Иванович был замечательным человеком, умным, добрым и влюбленным в историю. Он и мне привил к ней интерес и посоветовал поступать на исторический. Но я по-прежнему хотел только путешествовать, ездить из страны в страну, охотиться на диковинных животных, влюбляться в африканок, испанок, китаянок, японок, попадать в невероятные, опасные ситуации и с честью из них выходить…

Тут в городе появился Валерка, приехал поступать в институт на отделение «Бухгалтерский учет». Сразу начал меня агитировать, гипнотизировать и я чуть не подал документы в тот же институт, но вовремя одумался. Так как из четверых достоинств бухгалтерского труда, покоривших Валерку: сиди считай, тепло и все уважают — мне нравилось только последнее.

И я, не испытывая тяги ни к какой профессии, решил идти работать, не желая сидеть на шее у матери — Юрий Иванович скоропостижно скончался от инфаркта. Дядя предложил походить у него матросом. Я согласился, все-таки это было ближе к мечте о путешествиях, чем все остальное.

Поначалу новизна покорила меня. Палуба, кнехты, камбуз, иллюминатор, рубка, мачта — слова, читанные в книгах о путешествиях, здесь употреблялись походя и звучали для меня паролем в неизведанное. Каждый день мы проходили новые места, названия сел, перекатов, островов, иногда весьма экзотичных, перемешались у меня в голове. Мы сделали один рейс, второй, третий… И… Валерка был прав, видимо, я не был романтиком, новизна ощущений быстро прошла, а труд матроса явно противоречил десятилетнему образованию. Одна задача — драить изо дня в день палубу, иногда кое-что подкрасить да в порту подать причальный конец. Я этого хочу? Спросил я себя словами Валерки и честно ответил — нет. Но убегать с теплохода и этим показать свою слабость (так я думал тогда, будь это сегодня, я бы ушел, не задумываясь) мешало самолюбие, и я доходил навигацию до конца. Но больше о карьере речника даже не помышлял.

Но если я сам зарекся вступать на палубу судна лишь в качестве пассажира, то это не значит, что я не уважаю труд речников, еще как уважаю и завидую, как завидую всем, кто любит дело, которым занимается.

В восемь утра постучал рулевой, тот, что помог перетащить в каюту вещи, и пригласил на завтрак.

Идти не хотелось, я боялся своей неуправляемой силы, вдруг ни с того ни с сего начну избивать команду. И решил не торопиться, затянуть время, дать экипажу поесть и покинуть салон — он служил одновременно и столовой. Я почистил зубы, помылся, делая все в замедленном темпе. И план мой оправдался, в салоне застал лишь механика, маленького, толстого, со свисающими ниже подбородка усами, я с ним познакомился еще при посещении теплохода с дядей. Я поздоровался и пожелал приятного аппетита. В ответ он полным ртом промычал нечто нечленораздельное. Повариха, маленькая, сухонькая старушка, подала в раздаточное окошко тарелку с оладьями, чайник с горячим кофе и, по-доброму улыбнувшись, сказала:

— Кушайте на здоровье!

Я поблагодарил и навалился на оладьи, стараясь не смотреть на механика, боялся вызвать в себе приступ ярости или желание ударить его.