Натаниэль продолжил записывать кулоном приходящие ему в голову образы и идеи – тёмные подземелья, спрятанные ключи к потайным дверям, статуи, привидения и демонические собаки. Постепенно из этих текстовых обрывков начала складываться история.
Спустя почти месяц после обнаружения статуи в лесу он приступил к созданию рукописи, что впоследствии стала его дебютным романом – «Слух о привидении в женском монастыре». Натаниэль перепечатал готовую рукопись на машинке и отправил копии агентам и в издательства. К его удивлению, одно из них откликнулось, и вскоре книга вышла в свет. Он был вне себя от восторга, что его истории наконец-то кто-то прочтёт.
Все свои книги он написал с помощью кулона, и работа над каждой начиналась одинаково: на титульной странице он писал название и имя, а под ними рисовал еврейскую букву. Если бы кто-то спросил его, почему так, он бы не смог внятно ответить. Он просто чувствовал такую необходимость, будто сам кулон, или статуя в лесу, или что-то ещё подсознательно его направляло. Но главное, что с кулоном в руке он не испытывал проблем с вдохновением. И боялся, что этому придёт конец, если он начнёт задаваться вопросами, поэтому отогнал сомнения на самый край сознания. На какое-то время.
Его книги пользовались успехом, но затем ему начали попадаться в местной газете сообщения о странных инцидентах. Несколько домашних питомцев пропали при загадочных обстоятельствах. Группа детей утверждала, будто видели в лесу рядом с подъездной дорогой к дому Натаниэля невиданных зверей. Нашлись взрослые, клявшиеся, что эти звери на них напали. Двенадцатилетний мальчик по имени Джереми Квейкерли исчез посреди ночи прямо из своей комнаты. Наконец, в центре кукурузного поля рядом с проселочной дорогой, ведущей к фабрикам, нашли тело пожилой учительницы. Происшествие посчитали несчастным случаем, но по Гейтсвиду гулял слух, будто бы в отчёте патологоанатома причиной смерти значилось падение с большой высоты. Женщина умерла в банном халате.
До Натаниэля доходили разговоры, будто бы эти происшествия напоминали эпизоды из его книг, но он убеждал себя, что это просто совпадения. По крайней мере, пытался. Натаниэль понимал, что у всякого писателя обязательно найдутся критики, и старался не обращать внимания на преследующие его косые взгляды и перешёптывание за спиной.
Иногда он уходил в лес за яблочным садом, прогуливался до поляны с загадочной статуей. Там он размышлял о происходящем. Что, если в слухах была доля правды? Что, если, беря в руки кулон вместо ручки, он не только сочинял, но и влиял на что-то неведомое ему? Что, если легенда об архангельском ключе не была обычным домыслом? Да, кулоном можно было писать, но как насчёт других мистических свойств, приписываемых ему учёными прошлого? Чем он отличался от того же карандаша? В итоге Натаниэль всегда останавливался на краю поляны и сокрушённо тряс головой, говоря себе, что этой тайне суждено остаться неразгаданной. Хотя в глубине души понимал, что хватается за это заключение, как за спасательный круг. Потому что изображать неведение было намного проще.