Каменное сердце

— Прошу прощения, если мои вопросы пробудили в вас тягостные воспоминания, мастер Хью. К моему глубочайшему сожалению, адвокату часто приходится касаться не слишком приятных тем.

— Я понимаю вас, мастер Шардлейк, — печально произнес он и, немного помолчав, добавил: — Я обещал вам показать свой экземпляр «Токсофилуса». Непременно прикажу, чтобы слуга принес эту книгу в вашу комнату. Мне будет приятно услышать о ней стороннее мнение.

— Благодарю за любезность.

Я заметил, что Дэвид прислушивается к нам и что на его грубом лице появилось странное выражение. Посмотрев на меня, он громко поинтересовался:

— А откуда это вы сегодня возвращались со своим слугой, мастер Шардлейк? Часом, не из деревни ли?

— Да, из деревни, — подтвердил я.

Хоббей пристально посмотрел на меня.

— Ну и как, встретили вы кого-нибудь из этих выскочек-сервов? — со смешком спросил Дэвид.

— Мы просто прошлись до деревни и обратно.

Пожилая служанка Урсула как раз протянула руку, чтобы забрать у Хоббея-младшего опустевшее блюдо. Откинувшись назад, парень толкнул плечом ее руку, так что женщина с шумом уронила поднос на стол. Хозяйка дома застонала и прижала руки к ушам.

— Надо быть осторожней! — взвыла она. — Старая дура!

— Абигайль! — остановил жену Николас.

По лицу Фальстоу пробежала полная жестокого удовольствия улыбка, но он мгновенно подавил ее. Окатив мужа полным ярости взором, миссис Хоббей вскочила из-за стола и пулей вылетела из комнаты.

— Прошу прощения, — спокойно проговорил хозяин. — Моя супруга плохо себя чувствует.

Я посмотрел на обоих юношей. Лицо Хью оставалось по-прежнему бесстрастным. Дэвид же показался мне огорченным.

После обеда я направился к жилищу Барака. День заканчивался, и летний вечер уже бросал на лужайку длинные тени. Старинные камни приорства казались теплыми и мягкими. Барак, находясь в своей комнате, заново перечитывал письмо Тамазин. Мы обошли дом вокруг и вышли к фасаду, перед которым, развалившись на спине, спал Ламкин. Миновав стрельбище, мы заглянули на маленькое кладбище, которое сплошь покрывала высокая трава.

Среди зелени промелькнуло нечто яркое. Это были цветы, положенные к надгробию с надписью: «Сестра Джейн Сэмюель, 1462–1536».

— Должно быть, одна из последних скончавшихся здесь монахинь, — проговорил я. — Интересно, кто принес сюда эти цветы?

— Наверное, Урсула, — предположил мой спутник. — Хоббей не одобрит подобный жест.

— Не одобрит, — согласился я и сменил тему: — Вот что, я случайно подслушал любопытный разговор. — И я пересказал Джеку спор супругов Хоббей. — Абигайль чем-то сильно испугана, она сказала, что они с Николасом никогда не окажутся в безопасности. Но почему она боится предстоящей охоты?

— Вы уверены в том, что расслышали все правильно?

— Да. И теперь считаю себя обязанным разобраться в том, что здесь происходит, — твердым тоном заявил я. — Именно этого хочет от меня королева.

Мой помощник покачал головой:

— Вы обязаны, королева хочет… А мне надо поскорее домой, к Тамазин!

Я возвратился в свою комнату. На моей постели лежала книга. «Токсофилус», сочинение Роджера Аскэма. Я лег и открыл ее. Повествование начиналось с цветастого посвящения королю и «его наичестнейшему и победоноснейшему путешествию во Францию». «Ну-ну, победоноснейшему, — подумал я. — Тогда почему мы все ждем сейчас вторжения французов? И наичестнейшему…» Мне невольно вспомнился рассказ Ликона о том, как им приходилось воевать с женщинами и детьми в Шотландии. Я принялся листать текст. Первую часть его представлял диалог, в котором некий Токсофилус — явно сам Аскэм — расписывал достоинства стрельбы из лука внимательному ученику. Стрельба, как весьма полезное упражнение для всех частей тела, противопоставлялась риску и опасности азартных игр. Аскэм превозносил войну: «Сильное оружие есть инструмент, которым Господь низлагает сторону, Им ниспроверженную».

Я мысленно вернулся во времена своего детства. Всего раз в жизни попытался я натянуть тетиву. Мне исполнилось тогда десять лет. Это было на нашем деревенском стрельбище, куда отец привел меня с маленьким, купленным специально для ребенка луком. Вследствие своего увечья я не смог принять нужную позу, и пущенная мною стрела упала на землю. Деревенские мальчишки смеялись, а я убежал домой в слезах. Позже отец с разочарованием в голосе сказал мне то, что я уже понял и сам: искусство это не для меня и второй попытки можно не совершать.

Я снова взял книгу в руки, обратившись уже ко второй части, в которой диалог сменился описанием деталей и подробностей стрелкового дела: какую одежду следует носить при стрельбе, как стоять, какими луками и стрелами пользоваться, — все это было изложено самым подробным и детальным образом.