Каменное сердце

Общий разговор не вязался. Я смотрел по очереди на каждого, пытаясь отыскать взглядом то, что находится прямо у меня перед носом, но чего я не замечал прежде, однако так ничего и не увидел. Глаза Дэвида покраснели, он был раздавлен случившимся и… как бы весь съежился, что ли. Сидевший возле него Хью все свое внимание сосредоточил на пище. Опустив глаза в тарелку, он ел с бесстрастным видом, однако я ощущал исходившее от него напряжение.

Ближе к концу трапезы Хоббей-младший внезапно положил ложку и закрыл лицо ладонями, содрогаясь от рыданий. Отец через стол прикоснулся к его руке.

— Это вышло случайно, — проговорил Николас успокаивающим тоном, словно обращаясь к малому ребенку. — Твоя мать со временем это непременно поймет. Все будет хорошо. Вот увидишь.

Сидевший по другую сторону от Дэвида Хью отвернулся. Я подумал: уж не ревнует ли он, поскольку глава семейства предпочитает Дэвида? Впрочем, нет, оба они ему безразличны.

После обеда я отправился в комнату Дирика, постучал и услышал его резкий голос, разрешивший мне войти. Сидя возле небольшого стола, он читал письмо при свете свечи и, оторвавшись от чтения, посмотрел на меня неприветливым взглядом.

— Не письмо ли от жены читаете, брат? — начал я вежливым тоном.

— Да. Она ждет меня домой.

— Эта жуткая сцена… убийство собаки… реакция миссис Хоббей…

— Хью она и пальцем не тронула, — резко ответил Винсент.

— Она говорила странные вещи. Назвала Хью и Дэвида неестественными созданиями, сказала, что я не вижу того, что находится прямо у меня перед носом…

Мой коллега отмахнулся:

— Не обращайте внимания, Абигайль не в себе.

— Кстати, брат, а не сообщил ли вам Хоббей нечто особенное, прежде чем пригласить меня в кабинет? Вы кажетесь мне озабоченным.

— Я беспокоюсь о собственных детях! — отрезал мой собеседник. — Но что вам известно о родительских чувствах? — Он раздраженно хлопнул рукой по письму. — Мне следовало бы находиться сейчас дома, вместе с детьми и женой, а не здесь. — С яростью посмотрев на меня, он бросил: — Я следил за вами на протяжении всего путешествия. Вы — человек мягкосердечный, вам всегда нужен кто-то несчастный, чтобы спасти его. Вы все копаете и копаете это дело, хотя ничего не нашли. Лучше оставьте свое упрямство и отправляйтесь в Лондон. Найдите для своих домогательств другую вдовицу.

Гнев заставил меня напрячься.

— Что вы хотите этим сказать?

— Да то, что говорят о вас во всех судах: дескать, вы души не чаяли в жене Роджера Эллиарда и после смерти друга надеялись занять его место. А после того как вдова, отвергнув ваши ухаживания, оставила Лондон, готовы облаять всякого встречного и вцепиться ему в горло.

— Заткнись, чурбан, ты же ничего не знаешь! — вспыхнул я.

Дирик расхохотался с гневом и горечью:

— Ага, наконец-то я добился от вас мужского ответа! Послушайте моего совета, брат Шардлейк: женитесь, заведите собственное семейство и квохчите над ним, как встревоженная курица.

Я шагнул вперед, уже готовый ударить Винсента, когда понял, что именно к этому он и стремится. Он отвлек меня от намеченных расспросов, и если я наброшусь на него, то сообщит об этом в Сиротский суд, и у меня будут неприятности. Отступив на шаг, я сказал спокойным тоном:

— Я не ударю вас, брат Дирик, вы недостойны этого. Сейчас я уйду отсюда. Но я уверен: вам известно, что подразумевала Абигайль. Ваш клиент открыл вам правду.

— Оставим эту тему, — с неожиданным спокойствием в голосе произнес Дирик. К моему удивлению, на лице его проступило страдание. — Давайте лучше вернемся домой.

— Нет, — ответил я и, выйдя из комнаты, аккуратно закрыл за собой дверь.

На следующее утро я рано оказался на ногах. Начиналось новое прекрасное летнее утро десятого июля. Прошло уже десять дней после нашего отъезда из Лондона. Облачившись в мантию ради предстоящего разговора с Приддисом, я вспомнил слова, сказанные Дириком вчера вечером. Ядовитые, как обычно бывало у этого человека, они тем не менее смущали меня. И все же я, как и прежде, не сомневался в том, что Хоббей открыл своему адвокату какой-то секрет: озабоченное выражение с тех пор не покидало его лицо.

Я позавтракал в кухне с Бараком. Там находилась также и Урсула, не удостоившая нас вниманием, если не считать небольшого кивка. Мы пошли к выходу по просторному залу, мимо изображавших охоту на единорога гобеленов, которые сверкали яркими красками под лучами солнца. Посмотрев на охотников с луками, крадущихся среди деревьев, я подумал о том, удастся ли нам уехать до того, как в следующий понедельник начнется охота, которую с таким нетерпением ожидает Николас.

— Что-то вы молчаливы сегодня утром, — заметил Джек. — Что-нибудь стряслось?

— Ничего особенного. Пошли.