Чтобы сэкономить время, мы избегали главных улиц и проехали к воротам задворками, мимо городских полей. Стояло прекрасное летнее утро. В тот день была суббота, 18 июля. Повсюду возле своих палаток ожидали солдаты в шлемах и джеках, реже в бригандинах, а командиры верхом на конях в начищенных панцирях и шлемах с перьями смотрели на дорогу, напоминая мне о том первом смотре, свидетелем которого я стал месяц тому назад в Лондоне.
— Неужели король проедет и здесь тоже? — поинтересовался Барак.
— Полагаю, что он проедет по Хай-стрит. Однако все должны быть готовы приветствовать Генриха.
— Ох, дерьмо, этого еще не хватало! — выдохнул мой спутник. — Посмотрите-ка!
Он указал на бородача, который стоял навытяжку возле какого-то капитана с алебардой в руках, напыжившись от собственной важности.
— Да это же Гудрик! — пробормотал я.
Барак отвернулся от герольда, столь усердно пытавшегося забрать его в армию, и мы торопливо проехали мимо.
Площадь перед городскими воротами, к которой сходились многочисленные улицы, была полна народа. Многие торговцы, судя по тому, как они возвышались над толпой, были верхом. Они пытались пробиться к воротам, но солдаты оттесняли их назад.
— Сегодня мне следует привезти в Портсмут пять телег зерна! — кричал какой-то краснолицый мужчина. — Я должен выехать из города, чтобы встретить их на дороге!
— Дорога свободна только для короля. Пока он не въедет в город, никого через ворота не пропустят. Его величество вот-вот будет здесь.
— Проклятье! — выдохнул я. — Давай-ка отъедем подальше, поглубже в толпу.
Я попытался развернуть Нечета в обратную сторону, однако ничего не вышло, поскольку люди уже слишком плотно окружили нас.
— Едет! — крикнул капитан, стоявший у ворот. — Всем оставаться на своих местах!
И мы стали ждать. Посмотрев вдоль Хай-стрит, я заметил за цепочкой солдат сотни взволнованных горожан. Некоторые из них держали в руках английские флаги. Пестрые и яркие гобелены и ковры свисали из окон вторых этажей, а кое-где люди даже стояли на крышах. Оглянувшись назад, я увидел позади себя, на краю толпы, сидевших верхом Эдварда Приддиса и его отца. Они смотрели на меня: младший Приддис — невозмутимо, а сэр Квинтин — с нескрываемой злобой. Отвернувшись, я бросил взгляд на городские стены, где толпились солдаты, и похлопал Нечета по холке: как и многие другие лошади, он занервничал, оказавшись посреди такого скопления народа.
Сложив ладони чашечкой у рта, военный, стоявший на стене, выкрикнул:
— Едет!
Солдаты разразились приветствием, а я снял шапку и прикрыл ею лицо.
Раздался ритмичный топот, и в город промаршировала сотня пикинёров. За ними въехала группа придворных, разряженных в атлас и меха, и среди них — Ричард Рич. А затем появилась впечатляющая фигура самого короля. Гигантского коня его покрывало целое поле златотканой парчи. На самом же Генрихе было отороченное мехом алое одеяние, усыпанное поблескивавшими на солнце самоцветами, а голову его прикрывала черная шляпа с белыми перьями. Когда я видел его величество четыре года назад, он уже был велик телом, но теперь сделался просто огромен, и ноги его в золотых штанах торчали бревнами у боков лошади. Рядом с Генрихом ехали лорд-адмирал Дадли (такой же суровый, каким он запомнился мне у Божедома) и еще один рослый мужчина. Я узнал в нем герцога Саффолка, которого помнил еще по Йорку. Борода его теперь сделалась длинной, раздвоилась и поседела: он превратился в старика.
На улицах раздались радостные крики, прогремела в приветственном салюте пушка из бухты Камбер. Я рискнул взглянуть на лицо короля, проезжавшего в пятнадцати футах от меня, и не сумел отвести взгляд, настолько изменился Генрих по сравнению с тем, каким он был четыре года назад. Глубоко посаженные маленькие глазки, крючковатый нос и маленький рот теперь окружал квадратный воротник жира, как бы вдавившего лицо его величества в середину головы. Жидкая борода монарха почти полностью поседела. Впрочем, он улыбался и даже начал махать приветствовавшей его толпе, оглядывая ее резким взглядом крошечных глаз. Мне показалось, что на этой гротескной физиономии я прочитал боль и усталость, а также еще кое-что. Страх? Хотелось бы знать, не случалось ли этому обладателю титанического самомнения по мере приближения французской армады задумываться над тем, что может произойти дальше. Или, быть может, даже задавать себе вопрос: «Что же я наделал?»
Все еще размахивая рукой, король проследовал по Хай-стрит к ожидавшей у пристани барке, чтобы попасть на борт «Великого Гарри».
Прошло еще с полчаса, пока вся королевская свита не втянулась в город и нам не позволили выехать из него. Доносившиеся с моря новые пушечные залпы засвидетельствовали, что король Генрих прибыл на пристань. Стоявшие за воротами солдаты нарушали строй, вытирая пот со лба.
— Христова кровь, как он постарел! — заметил Барак. — Сколько же ему теперь?
Я прикинул:
— Пятьдесят четыре года.
— Всего-то? Господи Исусе! Только представьте, что бедной королеве приходится спать с этой тушей!
— Предпочитаю не делать этого.
— Охотно верю.