Солдаты разошлись и снова пристроились отдыхать на обочине, если не считать нескольких человек, отправившихся по приказу командира к телегам за сухарями, сыром и бочонком пива. Я не мог не подивиться четкости армейских порядков. Джордж и капитан повели своих лошадей к воде, и мы, адвокаты, направились за ними.
Пока животные пили, Дирик устроился в тени ивы, и Фиверйир последовал его примеру. Мы с Бараком подошли к стоявшему в одиночестве и наблюдавшему за своими людьми Ликону. Некоторые из солдат уже двинулись в сторону домов.
— Трудная это работа — командовать сотней людей, — заметил я.
— Ага, — подтвердил Джордж. — У нас есть свои ворчуны и парочка бунтарей. А Карсвелл исполняет роль шута. Хороший парень… думаю, что из тех, кто будет шутить, идя в бой.
— А этот, с соломенными волосами, — тот еще тип. Кстати, сегодня утром именно он и был зачинщиком драки…
Ликон вздохнул:
— Да уж, Угрюм умеет набедокурить. Однако Снодин недолюбливает бедного Голубя — считает парня недотепой. Младшим офицерам свойственно подчас без всякой причины придираться к кому-нибудь из солдат.
— В этом ты прав, — с чувством согласился Барак.
— На мой взгляд, это несправедливо, — заметил я.
Джордж бросил на меня нетерпеливый взгляд:
— Здесь армия, мастер Шардлейк, а не суд. Снодин обязан поддерживать дисциплину, и ему, возможно, придется делать это в сражении, так что я не пытаюсь оспаривать его решения. Наш герольд жесткий человек, но он нужен мне. Ну а сэр Франклин — что ж, с ним вы знакомы.
— А что там у вас за проблема с пуговицами? — полюбопытствовал я.
— Вы могли заметить, что у одних солдат есть на рубашках пуговицы, в то время как другие довольствуются завязками. Сэр Франклин искренне уверен в том, что носить пуговицы вправе только джентльмены. Это у него, скажем так, навязчивая идея.
— Пуговицы? — недоверчиво повторил мой клерк.
— Да. Не могу сказать, что он полностью заблуждается, — солдатам приятно сохранять по возможности больше общественных различий, каковыми они обладали в прошлом. В этом-то отчасти и заключается причина раздоров. Да, они родом из одной деревни, но Голубь — сын батрака, а Угрюм — йомена. Хотя только второй сын.
— Которому, по обычаю, достанется наследство с гулькин нос.
— Угрюм сам стремился попасть к нам в сотню, и он умелый лучник.
— Если бы только причины набирать эту армию никогда не существовало! — воскликнул я.
Ликон посмотрел в сторону деревни, а потом туда, где длинное, нарезанное полосками поле венчало низину, а крестьяне старательно пропалывали свои грядки. И заговорил с внезапной страстностью:
— Мы обязаны защитить своих соотечественников, мастер Шардлейк. Потому-то и была собрана эта армия. А теперь я должен выяснить, куда отправился капитан.
И с этими словами Джордж зашагал прочь.
— Кажется, я обидел его, — сказал я Бараку.
— Ему полезно знать, что думают люди об этой войне.
— Тем не менее в конечном счете он прав: мы должны защитить себя. И сделать это предстоит ему и его солдатам.
— А знаете что, — проговорил Джек. — Давайте сходим в деревню. Я не возражал бы против ломтя бекона.
Настоящего центра у деревни не было: вытянутые дома самого разного размера сгрудились в ней как попало, и между ними вились тропки. Перед невысокой пекарней, квадратной и приземистой, был выставлен стол с беконом и толстыми ломтями ветчины. Несколько солдат о чем-то оживленно спорили с теми пожилыми женщинами, которые встретили нас у деревни и теперь стояли за импровизированным прилавком. Похоже, тут вновь не обошлось без Угрюма, который и затеял перебранку. Из домов тем временем выходили новые селяне.
Одна из женщин размахивала полученной от Угрюма монетой с тем же отчаянием и яростью, которые я видел десять дней назад на рынке в Чипсайде.
— Да это разве деньги? — кричала она. — Это не серебро! Стыдно вам, солдатам короля, обманывать бедных крестьян!
Угрюм успешно отбивался, огрызаясь:
— Это одна из новых монет, бестолочь ты деревенская! Это тестун, шиллинг такой!
К нему направился суровый с виду старик.
— Не смей оскорблять мою жену, обезьян! — заявил он, оттесняя в сторону скандального лучника.
Другой солдат тут же, шагнув вперед, толкнул старика:
— И ты не трогай Угрюма! Хоть он и обезьян, но наш обезьян!
Капрал Карсвелл поднял руки:
— Пошли, парни. Не нарывайтесь на неприятности, иначе нам придется весь день маршировать в джеках.
— Да что эта деревенщина понимает в монетах! — проговорил Угрюм с насмешкой.
По собиравшейся толпе пробежал многозначительный ропот. Босоногие детишки с увлечением наблюдали за происходящим.
— Прошу вас успокоиться! — выкрикнул Карсвелл. — Наш обезьян говорит правду, это действительно новые монеты нашего королевства!
Угрюм бросил на него красноречивый взгляд.
— Тогда платите нам старыми! — выкрикнул какой-то молодой селянин.
Голос подал юный стрелок Ллевеллин:
— Все старые деньги мы истратили. Прошу тебя, добрая женщина, мы три дня ничего не ели, кроме хлеба и сыра!
Старуха-продавщица скрестила на груди руки:
— Это твоя забота, мой милый.