Каменные часы

Несколько часов у смерти он выиграл.

Командир застонал, и сержант обрадовался, приподнял ему поудобней голову и, быстро отстегнув от пояса флягу, открыл колпачок, смочил черные запекшиеся губы, виски.

Дягилев открыл глаза и не узнал Костю.

Он смотрел вверх, на опускающуюся ночную тьму и не видел неба, больших узорных листьев папоротника у самого лица, как и тихий свет на горизонте, который отражался и тлел в его зрачках.

— Почему ты не отвечаешь, сержант? — спросил он властно и спокойно. — Приказываю прыгать!

— Я здесь, товарищ командир, — торопливо сказал Костя и осторожно вновь приложил к губам Дягилева флягу.

— Приказываю прыгать! — повторил летчик, глядя в небо.

— Родниковая вода, Петр Алексеевич… — Костя снял шлем и вытер лицо. Лая собак совсем не стало слышно, и ясно теперь доносились вокруг лесные шорохи, шепот ветра, сонные вскрики птиц, лунный свет собрался в тусклое цинковое пятно на тяжелой туче.

Стрелок взглянул на Дягилева.

Сомкнутые ресницы у командира едва заметно вздрагивали, словно силились и не могли открыться на окаменевшем лице. И Костя подумал, что летчик вел на посадку самолет, когда его сознание уже затягивала пелена беспамятства. Угасая, оно лишь мерцало, посылая импульсы работавшим мышцам.

Костя вспомнил, как мучился нестерпимым желанием уйти один, как на одном упрямстве и отчаянье нес командира, и испытал огромное, н и  с  ч е м  не сравнимое облегчение, а потом уже и удивление.

Он, слабосильный человек, спасая товарища, совершенно забыл о своей физической немощи. И теперь думал, что не был никогда слабым — просто не догадывался о силах, открывшихся в долготерпении. Ведь откуда ни возьмись — ничего не появляется!

Костя прилег рядом с командиром, но скоро почувствовал, как холодна и жестка земля, отбирающая у него тепло.

Там, где он касался земли, она впивалась, словно иглами, перекачивая в себя тепло. Пришлось встать, идти во тьму и искать ель со спасительным лапником.

Он шел, стараясь не упускать из виду оставленное место, чтобы не блуждать напрасно на обратном пути, и первое время часто оглядывался, но ель все не находилась, и Костя уходил все дальше и дальше.

Сырой воздух пробирал до костей. Уже начались сильные заморозки, и нежный ледок чуть похрустывал под сапогами.

Наконец ель нашлась.

Маленькая и хилая, она крутилась в руках, пружинила и не ломалась. И Костя вспотел, измучился, пока оторвал от нее все ветки, исцарапав до крови руки. Охапка получилась жидкая, легкая, и еще надо было трудиться.

Вторая елка попалась густой и хрупкой. И Костя пожалел, что нашел ее не сразу и пришлось калечить твердое, как железо, бедное хвоей дерево.

Возвращаясь, сержант провалился с головой в старицу с ледяной водой и чуть не захлебнулся от неожиданности. Вода опалила и стиснула сердце, долгое мгновение не давала вздохнуть, тянула вниз, где уже ворочалось болото, ибо попавшаяся старица была его окном и источились ее стенки сероводородом.

Стрелок вынырнул, и спас его лапник, помог выбраться на кочку.

Уже засияли звезды в небе. Оно очистилось от черных сугробов, колодцев тьмы и перестало давить на землю многоэтажными тучами. Луна была недвижима. Стыла. Ветер, свистя, поднимался к ней и кружился вокруг с огромной скоростью. Потоки воздуха искрили. И возникала у луны корона, а к земле устремлялись вихри, захватывая по пути нарождавшийся снег.

У Кости не было сил снять мокрую одежду.

Он съежился и перестал дышать. Никто его не учил так делать, но без воздуха тело начало согреваться. Напряжение кровеносных сосудов росло, и надо было только выдержать, как можно дольше выдержать, и не дышать!

Оказывается, так быстрее можно было согреться, чем делая энергичные физические усилия. Сколько все-таки тепла отнимает у человека воздух!

Костя отжал одежду и быстро оделся, опять съежился, пережидая трясучую дрожь. Она утихла, затаилась и легонько покалывала сердце.

И снова надо было идти искать ель, и еще! собирать дрова, чтобы разжечь костер и обсушиться.

На этот раз ему почти сразу повезло, поблизости росло несколько елей, и он совсем согрелся, наломав огромный ворох веток. А вот нести их было невероятно трудно — держать все время руки над головой и опасаясь вновь угодить в старицы и торфяные провалы.

Ночь уже заметно посветлела, когда Костя вернулся к Дягилеву и уложил его на мягкую еловую постель, затем отыскал у командира спички и разложил небольшой костер.

В оранжевых космах пламени, припадавших к земле, змейками пробегали голубоватые огоньки. Эти крошечные молнии текли из еловых веток, как будто горели так их вены и с ними вместе живой сок многочисленных рук дерева.

Костя прилег рядом на лапник, закурил и смотрел в костер. От усталости закрывались глаза, тихо кружилась голова, не чувствовался уже ветер, холодом окатывавший спину. Засыпая, стрелок подумал, что в небе воевать значительно легче.

В войну тяжелее ходить по земле.