Каменные часы

Костя Сорокин взглянул внезапно старой Катерине прямо в глаза, пытаясь понять: так ли это есть на самом деле, как он подумал, и разочарованно отвел взгляд — слишком просто смотрела Катерина, как бы жалела его, и не было подтверждения вспыхнувшим мыслям. Верно, только о целебной воде и источнике все-таки она говорила и он на-придумывал себе по городской привычке черт знает что!

Но с новой силой та вина, что сорвала его с места и погнала в дорогу, чтобы увидеться с Катериной, отозвалась в нем. Ведь виноват! И как еще виноват!

Слезы заблестели у него на глазах, и он покаянно опустил голову, только сейчас поняв: нет конца и края — горю и лиху военной поры. И вовсе не дорогие подарки с яствами надо было везти Катерине, а весточки от уцелевших. Несказанно больше бы обрадовал.

Они обошли нарядный дачный домик и поднялись но ветхим ступеням на крылечко избы Аграфены.

Старая нашарила ключ в щели над дверью и открыла поржавевший замок. Весь вечер Катерина только и твердила в застолье о вдове, и вот скрипучие половицы отозвались ка его шаги. Теплое человеческое дыхание и свежий ветерок потревожили застоявшийся воздух.

Было темно в сенцах, и Костя Сорокин зажег спичку. Она вспыхнула ослепительным язычком, и красно-черные тени заметались по стенам. Катерина поднесла к пламени тоненькую свечу. Сразу разлился вкруг желтый свет, и воском, казалось, были облиты толстенные темные бревна.

В горнице старая Катерина села на широкую лавку против закрытого наглухо ставнями окна. Костя поразился порядку и чистоте в избе. И пылинки нельзя было здесь найти. Значит, часто она приходит сюда, подумал он, присаживаясь за стол и трогая ладонями черные гладкие доски.

— Привела в этот дом поклониться, — сказала Катерина, — теперь прежняя деревня вся тут умещается. Скольких, как ты, она у себя приняла и спасла. Я рада, что ты приехал и сынов своих привез. Помнят ли они у тебя о войне?

— Помнят…

Полумрак, свеча, иконописное лицо старой Катерины в ореоле седых, светящихся волос неожиданно заставили Костю Сорокина забыть о бремени прожитых лет в городе и вспомнить о своем детстве, даже расслышать стук ходиков.

— Тут есть часы? — удивленно спросил он.

— Стоят, — старая Катерина поднялась с лавки и подошла со свечой к стене.

Сорокин подошел и рассмотрел старые ходики, побитые автоматной очередью.

— Стоят, — повторила старая Катерина.

Костя вышел следом на улицу и увидел потемневшее небо в туманных блестках нарождающихся звезд.

Старая Катерина, запирая замок, подумала о бронзоволицем полковнике с серебристыми глазами. Так и не успела с ним поговорить, слишком гордился собой человек, вот все откладывала и ждала случая, а теперь дачник забыл дорогу на деревню…

9

Утро поразило Дягилева своей тишиной: совсем не было слышно ветра. Ни шороха, ни звука не доносилось окрест. И он вначале подумал, что природа так испытывает облегчение после нашествия туристов, вчера к полудню покинувших свои стоянки: выходные у горожан закончились. Берега водохранилища обезлюдели. Но вот захрипел вдалеке репродуктор — и на турбазе диктор объявил подъем. И снова стало непривычно тихо.

Дягилев вылез из спальника и пошел умываться к заливчику. И вода там была неподвижна, казалась мертвой, слишком уж теплой, не освежала, не бодрила. И утреннее купание не доставило никакого удовольствия.

Как-то робко и очень уж тихо звенели одиночные комары.

Дягилев, растирая тело жестким полотенцем, взглянул на небо. Оно было словно затянуто белесым дымом. За ним исчезло солнце, нагнетающее на землю духоту в эти минуты. Солнечный круг не просматривался на горизонте. Его поглотило мглистое бледное марево. Плоские листья на деревьях чуть съежились, поникли.

Дик беспокоился, не отходил ни на шаг.

Дягилев разложил костер, чтобы приготовить завтрак и чай. Дымок едва пыхнул и пропал, когда загорелся хворост, бесцветные струи пламени обожгли Дягилеву руку.

Почти в пять минут закипела вода.

Дягилев смотрел, задумавшись, как била она ключом, поднимались со дна котелка прозрачные пузыри, лопались беззвучно на поверхности. Огонь бешено крутил большим тяжелым комом просветленную воду. Не потрескивал, не стрелял пересохший в погожие дни хворост.

Тишина становилась все слышней, будто птицы и звери покинули ближние леса или попрятались. И Дягилев почувствовал: надвигалась гроза, может быть, даже ураган, если природа так затаилась, затихла для того, чтобы каждое живое существо могло себя вовремя уберечь, приготовиться к непогоде.

«Надо сегодня же уезжать», — подумал Дягилев, раскидывая понемногу костер и уменьшая его жар. Он включил приемник и прослушал прогноз погоды. Синоптики именно сегодня обещали солнечную неделю без осадков и повышение температуры.

Вкрадчивый и мягкий тенор диктора успокаивал. Однако до сих пор солнце не выплыло из белесой мглы, и Дягилев выключил приемник.

— Отчего так тихо? — спросила Люба, откинув полог палатки.

— Судя по всему, надвигается гроза, — ответил Дягилев.

— И поэтому ты нас не будишь?

— По радио передали прекрасный прогноз погоды.

— И что ты решил?

— После завтрака уезжаем.